§ 22. Великобритания в XVIII веке. Промышленный переворот

§ 22. Великобритания в XVIII веке. Промышленный переворот

Внутреннее положение страны

В начале XVIII в. после объединения Англии и Шотландии страна стала называться Великобританией. В результате Славной революции в государстве окончательно утвердилась конституционная монархия. С 1707 г. не было ни одного случая, чтобы король не одобрил законопроект, представленный ему парламентом. Парламент фактически назначал и министров из членов победившей на выборах партии.

Но реальное значение быстро крепнувшей промышленной буржуазии никак не отражалось на её роли в парламенте. В нём по-прежнему господствовали землевладельцы и «старая» буржуазия (т. е. торговцы и банкиры). Это было связано с давно закреплённым за каждым городом, областью и графством числом избирателей, а следовательно, и депутатов, которых они могли послать в парламент. Те или иные городки и целые районы могли давным-давно опустеть (в результате огораживаний, голода и пр. ), но за ними сохранялось прежнее число мест в парламенте. Такие районы называли «гнилыми местечками».

Между тем крупные промышленные города (Манче?стер, Би?рмингем, Ливерпу?ль и др.) могли направить в парламент только по четыре депутата. В такой ситуации промышленникам нередко приходилось тайком покупать для себя голоса в «гнилых местечках». Но это мало что меняло в несправедливом положении, в котором оказалась промышленная буржуазия.

Здание Английского банка в Лондоне

Всё более прибыльным становилось банковское дело. Крупнейшие финансисты, создав в 1694 г. частный Английский банк, предоставляли правительству займы под большие проценты. Задолженность правительства этому и другим банкам быстро росла. Под контроль банкиров перешли и многие сельские земли. А с остальных лендлорды теперь сгоняли не только крестьян, но и мелких арендаторов. Им было удобнее сдавать землю в долгосрочную аренду крупным фермерам. Продукция сельского хозяйства быстро увеличивалась, но росли и цены на неё.

В руках предпринимателей, торговцев и банкиров постепенно скапливались огромные капиталы. Это позволяло строить новые фабрики и заводы, а свободных рабочих рук в стране было в избытке. Занятие предпринимательством требовало получения максимальной прибыли, но этому мешал слабый уровень развития промышленности. Поэтому возникла острая необходимость в широком внедрении в производство технических усовершенствований и изобретений, которые позволили бы резко увеличить выпуск продукции. Всё это создавало предпосылки для грядущего промышленного переворота.

Почему английский парламент не спешил ликвидировать «гнилые местечки»? Чем, по-вашему, это могло объясняться?

Политическая борьба в стране

В течение 1714–1760 гг. у власти в Великобритании находились виги. Это было связано с тем, что в 1714 г. на британский престол вступила новая династия – Ганноверская. Новый король Георг I (правил в 1714–1727 гг.) был правнуком Якова I Стюарта, поэтому тори попытались было провозгласить восстановление династии Стюартов. Но мало кто хотел возобновления в стране междоусобиц. В итоге вигам удалось на время вытеснить своих соперников с политической арены, а лидерам тори даже пришлось бежать за границу.

Находясь у власти почти полвека, виги сблизились с торгово-финансовой буржуазией. В стране ходили слухи об огромных взятках, которые лидеры вигов получали от торговцев и банкиров. Во взяточничестве обвиняли даже Роберта Уо?лпола, возглавлявшего правительство Великобритании в 1721–1742 гг. Подтвердить подобные слухи всегда сложно, но, скорее всего, они были небезосновательны.

Георг III

В 1763 г. всю Британию всколыхнуло так называемое дело Уи?лкса. Суть его состояла в следующем: когда король Георг III заявил, что парламент, мол, много себе позволяет, журналист Джон Уилкс выступил в газете «Северный британец» с острой критикой монарха. Смельчака арестовали, но вскоре его пришлось освободить: как член парламента Уилкс пользовался депутатской неприкосновенностью. Лондонцы ликовали, улицы города были украшены плакатами и фонариками с цифрой «45» – именно под таким номером вышла газета с дерзкой статьёй Уилкса. Англичане, конечно, радовались не столько за журналиста, сколько потому, что восторжествовал один из главных принципов новой эпохи: закон должен быть единым для короля и торговца, министра и рабочего.

Сэр Роберт Уолпол обращается к коллегам по Кабинету министров

Но затем «дело Уилкса» приняло новый оборот. Палата общин, испугавшись королевского гнева, исключила Уилкса из своих рядов. Журналисту пришлось бежать во Францию. Однако в 1768 г. он вернулся на родину, и его вновь избрали в палату общин. Правда, избрание было объявлено «незаконным». Депутата снова арестовали, но затем освободили, и Уилкс стал членом городского совета Лондона, что также обеспечивало ему неприкосновенность. А в 1769 г. Уилкс и его друзья-виги создали Общество защиты Билля о правах, которое выступало за ликвидацию «гнилых местечек» и расширение избирательного права.

Движение в поддержку Уилкса выходило далеко за рамки умеренной политики либералов. Поэтому англичане считают это началом движения радикалов в стране.

После неудачной войны Великобритании с североамериканскими колонистами (1775–1783) в стране возникли антиправительственные настроения. На их волне к власти пришёл Кабинет «новых тори» во главе с выдающимся политиком и дипломатом Уильямом Питтом-младшим (он возглавлял правительство в 1783–1801 и в 1804–1806 гг.). «Новые тори» в своей политике учитывали интересы не только торгово-финансовой буржуазии, но и промышленников. Это во многом было связано с начавшимся в Англии промышленным переворотом, в ходе которого роль промышленников росла.

Почему попытка тори официально провозгласить восстановление династии Стюартов встретила решительный протест? Разве то, что король Георг I был дальним родственником Стюартов, не давало для этого оснований?

Начало промышленного переворота

Огромные капиталы, накапливавшиеся у предпринимателей, торговцев и банкиров, во многом обеспечили финансирование промышленного переворота. Ему предшествовал аграрный переворот: в течение XVI–XVIII вв. в Англии практически исчезли крестьяне, в той или иной форме владевшие землёй. Теперь на полях трудились наёмные рабочие, а распоряжались всем фермеры и предприниматели, получившие от лендлордов землю в долгосрочную аренду.

Лишившиеся земли крестьяне бедствовали и готовы были за низкую плату выполнять любую работу не только на селе, но и в городах – на мануфактурах, а затем и на фабриках. Поэтому число наёмных рабочих стало расти, в обществе формировался новый класс.

Всё это подготавливало почву для промышленного переворота. На практике это означало изобретение высокопроизводительных машин, налаживание их выпуска и активное внедрение в производство. При том мануфактуры постепенно сменялись фабриками и заводами, где, в свою очередь, ручной труд вытеснялся машинным.

Ткацкий станок

Начался же промышленный переворот в самой старой области английского производства – текстильной. Индийские ткани ещё в XVII в. стали составлять серьёзную конкуренцию английским. Ввоз дешёвого ситца (ткань из хлопка) быстро рос, и парламент даже пытался бороться с этим. Но ни ограничения, ни запреты не помогли: ткани из Индии стали ввозить контрабандой, что явилось подлинным бедствием для терявших заработок английских ткачей и их хозяев-предпринимателей. Безработные ткачи порой выражали свой протест весьма оригинально: они прямо на улицах срывали с женщин платья из индийского ситца, а иногда пытались поджечь лавки, торговавшие индийскими тканями.

Продавец газет (Англия. XVIII в.)

Тем временем мастера-самоучки начали делать машины, которым суждено было в корне изменить эту ситуацию. Ещё в 1733 г. механик и ткач Джон Кей изобрёл довольно примитивный ткацкий станок с ножной педалью, который позволил резко увеличить производство.

В 1765 г. плотник и ткач Джеймс Ха?ргривс придумал механическую прялку, с помощью которой один рабочий мог приводить в движение до 18 веретён. Прялка «Дженни» (изобретатель назвал её в честь своей дочери) разошлась по многим странам мира. Затем в Англии бывший парикмахер Ричард А?ркрайт приспособил к прялке «Дженни» водяное колесо. (Позже выяснилось, что Аркрайт попросту украл этот проект у не столь энергичного изобретателя Томаса Хейса.) Аркрайт продолжал совершенствовать производство и уже в 1771 г. построил хлопкопрядильную фабрику, где впервые в стране все основные работы выполняли машины. С северных Пеннинских гор сбегало множество быстрых рек и водопадов, словно специально предназначенных природой для вращения водяных колёс. И вскоре весь север страны был застроен большими зданиями фабрик, где работало порой по нескольку сот человек.

Конечно, технические открытия не были монополией одной Великобритании. Так, ещё в 1760 г. русский механик и предприниматель Родион Глинко?в применял водяное колесо для приведения в движение примитивной прялки. В 1763 г. русский конструктор-теплотехник Иван Ползуно?в создал проект двухцилиндровой паровой машины. Но в крепостнической России на изобретателей ещё долго смотрели как на чудаков, оторванных от жизни, а их открытия почти не применялись. Такое случалось не только в России. Французский химик Клод Бертолле? в 1785 г. обнаружил, что ткани можно отбеливать с помощью хлора, а не раскладывать по старинке на траве и дожидаться, пока солнце их выбелит. Но первыми изобретение Бертолле? оценили соседи-англичане.

Развитие промышленного переворота и его первые итоги

Вслед за текстильной промышленностью усовершенствования появились и в других областях производства. Колоссальную роль сыграло изобретение парового двигателя. В отличие от водяного, он был универсальным, т. е. мог применяться где угодно. В 1784 г. конструктор Джеймс Уатт после 20 лет неудачных попыток наконец создал паровую машину с вращающимся валом. Примитивные паровые машины ещё с конца XVII в. применялись для откачивания воды из угольных шахт. Но они были неудобными, к тому же то и дело ломались. А машина Уатта действовала надёжно, эффективно и долго.

Использование паровой машины Уатта на ткацкой фабрике

Важные открытия были сделаны и в области металлургии. Здесь особенно отличилась династия механиков и предпринимателей Де?рби. Так, А?брахам Дерби-сын ещё в 1735 г. обнаружил, что если при плавке железной руды к ней примешивать негашёную известь, то качество чугуна улучшается. Изобретатель в течение двух десятков лет совершенствовал и усложнял процесс плавки. Зато в итоге его завод стал выплавлять более 20 тонн чугуна в сутки.

Открытие Дерби имело огромное значение. К тому времени на Британских островах были вырублены почти все лесные массивы, так что древесного угля для выплавки железа и чугуна стало не хватать. Англичанам даже приходилось ввозить железо с материка. Теперь же положение изменилось. Изобретение Дерби и ряд других позволили значительно расширить и удешевить производство чугуна, железа и стали.

Промышленный переворот и сопутствовавший ему стремительный рост производства вызвали необходимость наладить более быструю перевозку товаров: ведь их нужно было поскорее и повыгоднее продать! Дорожная система Великобритании не соответствовала этим новым потребностям. Пришлось спешно налаживать пути сообщения. Вскоре страна покрылась сетью каналов: это позволяло быстро и дёшево перевозить любые грузы, даже такие тяжёлые, которые сложно было бы везти по обычным дорогам. Но и сухопутные дороги страны требовалось привести в порядок. Они находились в плачевном состоянии – грязь, рытвины, ямы и провалы. Только в 1769–1784 гг. парламент принял около 450 актов о починке старых дорог и строительстве новых. Сеть каналов и дорог помогала с предельной эффективностью использовать все достижения промышленного переворота.

В Лондонском порту

Но в начальный период промышленного переворота (да и в дальнейшем) у него было немало противников. Так, многие предприниматели считали, что высокая производительность машин лишит рабочих достойного заработка и в итоге они разбегутся с фабрик и заводов. Против машин выступал даже французский просветитель Шарль Монтескьё. И некоторые основания для этого были. Так, изобретённый в 1785 г. английским священником и агрономом Э?дмундом Картра?йтом новый ткацкий станок позволил повысить производительность труда в 40 раз! Но в итоге заработки ткачей действительно упали, а многие из них вообще остались без работы.

Выплавка металла

В среде пострадавших рабочих вспыхнул даже своеобразный бунт против машин. Возникло движение так называемых лудди?тов: они врывались на фабрики и ломали станки, а порой могли и сжечь фабрику. Слово «лудди?зм» связано с именем Неда Лудда, якобы разбившего ткацкие рамы на чулочной фабрике. Предприниматели несли от набегов противников машин большой ущерб и нередко были вынуждены нанимать войска для охраны фабрик. Особенно большой размах движение луддитов приобрело в начале XIX в. Но уже ничто не могло остановить успешное развитие промышленности. Преимущества промышленного переворота становились всё более очевидными.

Почему выступления луддитов не могли остановить промышленный переворот?

Подведём итоги

В течение XVIII в. Великобритания укрепила свои политические и экономические позиции в мире. Основную роль в этом сыграл промышленный переворот, преобразивший жизнь Великобритании, а затем и других стран. Промышленный переворот заложил основы новой, индустриальной цивилизации.

1784 – создание Дж. Уаттом паровой машины.

«Мой жаркий пот, мой тяжкий труд

Меня лишь к жалобам ведут.

И я в отчаянье проклял

Тот день, когда в сей мир попал.

Ни шиллинга мне не сберечь!

Придётся нищим в землю лечь…»

(Из стихотворения «Жалоба», написанного неизвестным английским ткачом в начале промышленного переворота)

Вопросы

1. Для чего промышленной буржуазии нужно было расширить своё представительство в парламенте? Разве её основное занятие – предпринимательство – как-либо зависело от этого? И если зависело, то как именно?

2. В чём вы видите значение «дела Уилкса»? К какому политическому течению вы бы отнесли действия Уилкса, его сторонников и защитников – к либерализму или к радикализму?

3. В чём заключалось значение аграрного переворота? Почему его называют предшественником промышленного переворота? Какая между ними связь?

4.  Была ли, по-вашему, у луддитов какая-либо программа либо просто цель? Или их действия носили стихийный, случайный характер?

Задания

1. По материалам учебника заполните таблицу «Основные изобретения и открытия начального периода промышленного переворота (до 1789 г.)».

2. Прусский король Фридрих II был противником промышленного переворота. Он, в частности, заявлял, что если бы в Пруссии начали использовать прядильные машины, то «множество людей, до сих пор кормившихся от прядения, лишились бы куска хлеба. А это совершенно недопустимо».

Выскажите своё мнение: действительно ли этот просвещённый монарх заботился о судьбе простых прядильщиков. Может, его позиция объяснялась чем-то другим?

3. В 1779 г. в одном из отчётов о нападениях луддитов на фабрики отмечалось:

«И вот эти углекопы и другие рабочие общим числом до 8 тыс. двинулись с барабанным боем и развёрнутыми знамёнами на фабрику. Они нашли там сэра Ричарда Клейтона во главе стражи из 50 инвалидов. Что могла поделать кучка людей против этих тысяч исступлённых? Инвалидам пришлось отступить и играть роль зрителей, а толпа тем временем вдребезги разбивала оборудование, ценность которого исчисляется в 10 тыс. фунтов стерлингов… Они не скрывают намерения разрушить машины не только в ближних городах, но и во всей Англии».

Дайте оценку действиям луддитов. Ответьте, допусти?м ли, по-вашему, подобный протест против снижения заработков или даже увольнения с фабрики.

4. Разделитесь на четыре группы, каждая из которых, подобрав аргументы, выскажет своё отношение к промышленному перевороту от имени: фабричных рабочих; ремесленников, оставшихся без работы; предпринимателей; земельных аристократов. Для обсуждения в классе выделите из каждой группы по одному человеку в группу экспертов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Британская культура в России в XVIII веке: восприятие, заимствования и отторжение: историческая правда России от РВИО

Т. Л. Лабутина

Британская культура в России в XVIII веке: 
восприятие, заимствования и отторжение

Как известно, история взаимоотношений Англии и России насчитывает более четырех столетий, однако, наиболее прочные основы для культурного диалога двух стран были заложены в Век Просвещения, а если точнее, в период правления Петра I и Екатерины II. Интерес исследователей к данному периоду истории российско-британских отношений не ослабевает и по сей день. Свидетельство тому — выход в свет трудов российских и британских ученых (А.Б. Соколова, Н.И. Павленко, Э. Кросса, И.Л. Анисовой, Е.Ф. Петиновой и др.)[1], публикации в Великобритании и России сборников новых документов[2], а также проведение международных научных конференций «Петр Великий и Запад: Новые перспективы» (Лондон, 1998 г.), «Россия — Британия. К 450-летию установления дипломатических отношений» (Москва, 2003 г.). Обращение к данным источникам и исследованиям, заставляет по-новому взглянуть на уже известные проблемы (к примеру, являлись ли британские заимствования благом для России?), а также привлечь внимание к иным сюжетам темы. Нас интересовало, каким образом российское общество относилось к привнесенным с Запада, и в первую очередь, из Англии элементам европейской культуры, и действительно ли британское влияние было настолько сильным, что привело к зарождению англомании и англофильства в России.

Близкое знакомство России с британской культурой началось после визита «царя Московии» в Англию в 1698 г. Сама мысль о поездке на Запад, по признанию В.О. Ключевского, рождалась из всей обстановки и направления деятельности Петра I, который с юных лет был окружен «пришельцами с Запада, учился их мастерствам, говорил их языком»[3].  Тем не менее, за границу русский царь отправился не как «любознательный и досужий путешественник», но как рабочий, желавший лучше узнать недостающие для его деятельности навыки и умения. Петр искал на Западе, подчеркивал В.О. Ключевский, техники, а не цивилизации.

В Англии царю был оказан самый радушный прием. Король Вильгельм Оранский подарил ему свою лучшую яхту «Транспорт-ройял», доставленную адмиралом лордом П. Кармартеном, который в награду получил от Петра монопольное право на ввоз и торговлю табаком в России. Впрочем, это был далеко не бескорыстный жест со стороны царя. Английские купцы заплатили за табачную монополию в России от 15 до 20 тыс. фунтов стерлингов[4]. Около четырех месяцев пробыл Петр в Англии. Газеты «Постмен», «Постбой» и «Пост мастер» подробно описывали визит русского царя: все связанное с «государем Московии» сделалось «предметом всеобщих пересудов». Основное время царь проводил на корабельных верфях, изучал теорию кораблестроения. В Дептфорде, неподалеку от Лондона, он освоил курс кораблестроения под началом инспектора королевского флота сэра А. Дина. По приглашению короля Петр посетил главную базу английского флота — Портсмут, где были устроены учения военных кораблей. Царь побывал также в Чатаме, на артиллерийских заводах Вулича, где в лабораториях наблюдал приготовление артиллерийских снарядов и «отведывал метания бомб»; посещал кузницы и мастерские оружейников и, как свидетельствовал английский инженер Дж. Перри, «кажется, не было такого искусства или ремесла, с которым бы он не ознакомился в больших или меньших подробностях»[5].  Большой интерес Петр проявил к монетной реформе, которая была проведена в Англии в 1695 г. при активном участии известных ученых Дж. Локка и И. Ньютона. Последний был назначен смотрителем, а с 1699 г. — директором Монетного двора. Петр несколько раз посещал Монетный двор и, предположительно, беседовал с известным физиком. Кроме того, царь посетил Гринвичскую астрономическую обсерваторию, где встречался с ее директором — известным астрономом, математиком и физиком Галлеем. Примечательно, что во время их беседы ученый дал Петру ряд советов «по части государственного преобразования России»[6]. Посетил царь также Британскую Академию наук (Королевское общество), где познакомился с выдающимся математиком из Абердина Г. Фаркерсоном, а также его коллегами С. Гвином и Р. Грайсом. Царь пригласил ученых на работу в Россию, где они вскоре возглавили Навигацкую школу.

Заметим, что во время визита Петра английский король предложил царю вступить в Орден Подвязки, однако тот ответил отказом, ссылаясь на то, что собирается создать подобный орден у себя на родине. Впрочем, судя по новейшим исследованиям, Петр был принят в масонскую ложу тамплиеров еще будучи в Голландии[7]. Он также дал обязательство учредить в России Орден св. Андрея Первозванного, что и исполнил в 1698 г. Примечательно, что внешний вид данного ордена, по замечанию Р. Уортмана, имитировал английский орден Подвязки. В 1720 г. Петр стал гроссмейстером духовно-рыцарского Ордена иоаннитов. По утверждению Е.Ф. Петиновой, русские масоны считали, что Петр был первым русским масоном, принявшим посвящение от самого Кристофера Рена (знаменитого английского архитектора XVII века, автора проекта Собора св. Павла — Т.Л.), основателя новоанглийского масонства. По возвращении из Англии Петр создал масонскую ложу, где первым лицом в ней – «мастером стула» стал Лефорт, сам царь занял место второго «надзирателя». Впрочем, на взгляд ученого, все вышесказанное относилось «к области преданий» и документами не подтверждалось. Петинова считает, что время проникновения масонства в Россию датируется 1731 годом, когда гроссмейстер Великой Лондонской Ложи лорд Ловель назначил капитана Джона Филипса великим магистром «для всей России»[8].

Впрочем, не только король предпринимал попытки завлечь «царя Московии» в свое «тайное братство». Не оставили без внимания визит русского царя и представители высшего духовенства англиканской церкви, долгое время помышлявшие о достижении унии с православной церковью[9]. Несколько епископов нанесли визит Петру 15 февраля, спустя неделю, царь сам посетил архиепископа Кентерберийского Тенисона. Священнослужители пытались оказать влияние на русского царя не только в вопросе религиозного переустройства России. К примеру, известный богослов Ф. Ли составил проект необходимых, на его взгляд, для России реформ и, как утверждал А.И. Андреев, записка Ли сыграла важную роль в начальных преобразованиях Петра. К примеру, идея коллегиального устройства правительственных учреждений, на которой настаивал богослов (основание семи коллегий для поощрения развития науки, художеств, улучшения законов и нравов), возникла у царя именно под влиянием англичанина. Другие мероприятия, которые он предлагал (к примеру, христианизация народов Сибири, устройство специальной школы в Астрахани для изучения языков калмыцкого, татарского и других языков), были также осуществлены Петром вскоре по возвращении из-за границы[10].

Находясь в Англии, Петр проявлял живой интерес к ее государственному устройству. «Неоднократно царь в беседах расспрашивал о том, как ведутся дела в парламенте, королевском Тайном совете и других государственных учреждениях Англии, в чем состоят права и обязанности мировых судей, интересовался регламентами административных, финансовых, адмиралтейских, почтовых учреждений, расспрашивал о правах короля в мирное и военное время и т.п.»[11]. Довелось царю посетить и парламент, где через слуховое окно он наблюдал за тем, как проходило заседание Палаты лордов. Как отмечал А.Б. Соколов, этот визит царя в парламент явно не относился к числу самых сильных его впечатлений, поскольку «слишком далеки английские порядки, право и государственное устройство от государственных норм России, от того, что Петр мог считать для себя образцом»[12].

Возвращаясь на родину, Петр вез с собой более 800 иностранных специалистов (офицеров, матросов, инженеров, врачей), среди которых британцев, по разным источникам, насчитывалось от 50 до 500 человек[13]. Царь вознамерился преобразовать Россию, желая использовать методы, опыт, уроки передовых стран для того, чтобы быстрее наверстать отставание своего государства.  Заимствования из британского опыта оказались наиболее ощутимыми. Английский «след» отчетливо заметен в создании и строительстве регулярной армии, морского флота, промышленных мануфактур, делопроизводстве, церковной и образовательной реформах.

Образцом для подражания в реформировании армии послужила немецкая модель. Между тем, свой вклад в «усовершенствование русского войска» внесли и англичане, создавая в качестве мастеров артиллерийские орудия и снаряды. В допетровские времена в России отсутствовала «правильная артиллерия», свидетельствовал Дж. Перри. По возвращении с Запада царь ее завел, его подданные изучили артиллерийскую науку и сделались «хорошими бомбардирами». Спустя несколько лет, в 1705 г. английский посланник Ч. Уитворт выскажется о состоянии русской артиллерии, не скрывая восторга: «Артиллерия в настоящее время замечательно хорошо устроена»[14].

При самом активном участии англичан создавался флот в России. «В течение всего XVIII столетия Англия вносила в развитие русского флота большой и важный вклад, как отпуская британских офицеров и кораблестроителей на службу в Россию, так и принимая русских в обучение на суда британского флота и на верфи – осваивать искусство английских мастеров», — отмечал Кросс.  Английские мастера построили немало русских судов, «не было года, когда хотя бы один британский офицер не командовал российским военным кораблем»[15]. Влияние английской корабельной науки на строительство русского флота признавали и современники Петра.  Перри утверждал: царь решил строить свои корабли «только по английскому образцу», и когда находился в Англии, пригласил к себе на службу нескольких кораблестроителей и мастеров во главе с мистером Дином[16]. Вернувшись в Россию, Петр первым делом заменил на верфях Воронежа голландцев английскими мастерами. Строительство флота, потребность в котором Россия особенно сильно стала ощущать, вступив в войну со Швецией, велось интенсивно. Результаты не заставили себя долго ждать. В начале 1705 г. Уитворт сообщал в послании к госсекретарю Р. Харли о строительстве царского флота из 40 или 50 военных судов, на самом большом из которых размещено до 90 пушек. Спустя 14 лет, новый посол в России Дж. Джеффрис уже с тревогой извещал госсекретаря о том, что стараниями его соотечественников русский флот пополнился более чем 30 кораблями. Посланник выказывал опасения в том, что русский царь сможет в несколько лет создать могущественный флот и потому советовал английскому королю Георгу I Ганноверу немедленно отозвать корабельных мастеров из России[17].

Среди первоочередных мероприятий, проведенных Петром, была реформа государственного управления. Наиболее важные изменения претерпела Боярская дума. Сократилась ее численность, а также начал меняться социальный состав: аристократическое учреждение пополнялось представителями неродовитого дворянства и приказных дельцов. Преобразования затронули и приказы, или канцелярии. С 1 марта 1700 г. было велено все    частные акты писать на гербовой бумаге.  Изменился и порядок оформления казенных бумаг. К примеру, теперь не выписывались так пространно, как прежде, все титулы царя. Во всем этом Перри усматривал английское влияние[18].

Британское влияние сказалось и на церковной реформе, проведенной Петром в начале XVIII в., в результате которой царь стал главой православной церкви.   Испанский посланник в России граф де Лириа отмечал, что хотя Петр «в большей степени склонялся к лютеранству, яд которого он вкусил в Голландии», однако неизменно стремился стать главой церкви, «подобно английскому королю»[19]. Н.И. Павленко подчеркивал, что еще в Англии, беседуя с епископом Бернетом, Петр «интересовался не столько вопросами богословия, сколько выяснением отношений между церковной и светской властью»[20]. По возвращении на родину царь осуществил намеченную реформу. После смерти Патриарха Адриана он воспротивился избранию его преемника и ввел новую должность «местоблюстителя патриаршего престола», исполнявшего функции духовного пастыря.

Большое значение для укрепления мощи Российского государства имели экономические реформы, проведенные Петром. По возвращении на родину царь приступил к монетной реформе и уже в 1700 г. новые монеты были пущены в оборот. Наряду с серебряными стали чеканиться мелкие медные монеты разной стоимости и хорошего качества. «Очевидно, — признавал В.И. Буганов, — посещение лондонского Монетного двора, беседы со специалистами пошли впрок и Петру, и его помощникам в этом важном деле»[21]. Руководство монетным делом было поручено «горячему стороннику англичан и английского влияния» Ф.А. Головину. Он же ведал внешними сношениями и снабжением армии, и кораблестроением, поэтому англичане старались не упустить своего шанса, имея в лице Головина «славного покровителя».

Важным источником распространения британской культуры в России становились те молодые люди, которые отправлялись на обучение различным ремеслам в Англию. 22 ноября 1698 г. Петр издал указ об отправке «в разные государства учиться всяким наукам». «Студенты» обучались в Венеции, Флоренции, Тулоне, Марселе, Париже, Амстердаме. Но главным «университетом» для русской молодежи, отправлявшейся на обучение в Европу, оставалась Англия. В сборнике российско-британских документов фигурирует список  имен 42 студентов, которые в 1715-1717 гг. прибыли в Великобританию для обучения по следующим специальностям: строители баркасов и судов, барж, яликов; столярные работы на судне, изготовление мачт; мастера пушечных дел, по гребле и по окраске судов; якорьщики; мастера по металлу, плотницкому делу, бурению, сверлению, пилорамам; специалисты по украшению домов, изготовлению замков, мебели (столов и стульев) и одежды; декораторов спален и других помещений; изготовители математических инструментов и т.д.[22] Всего на протяжении XVIII в. в Великобритании обучилось, по данным Кросса, несколько сотен «студентов» из России[23].

Важное место занимала торговля с Англией, товарооборот с которой при Петре резко возрос. Английские купцы являлись самой многочисленной группой среди заморских торговцев: из 98 торговых судов, прибывших в 1722 г. в Санкт-Петербург, 52 были британскими. Об интенсивных торговых контактах между Россией и Англией в правление Петра свидетельствовал профессиональный купец, публицист, журналист и писатель Д. Дефо. «Мы посылаем теперь 100 судов в год вместо 8–9, как в прошлые годы», — писал он в 1705 г. в журнале «The Consolidator»[24].

Западное, не в последнюю очередь британское влияние сказалось в России и на культуре, образовании, искусстве, литературе, а также внешнем виде русских людей и их бытовом поведении[25]. Очевидно, что результаты подобных заимствований были положительными.  Однако имелись в них и свои отрицательные стороны, сказавшиеся, прежде всего в насильственном сломе морально-этических и религиозных норм поведения, обычаев и традиций, существовавших в ту пору в России. Стремление царя насильно навязать своим подданным элементы западной (в том числе британской) бытовой культуры (брадобрейство, европейский костюм, табакокурение), изменение летоисчисления и др. вызывали в народе стойкое неприятие проводимых Петром реформ.

Именно петровские реформы пробудили в русском народе негативные чувства ко всему иностранному: в обществе усилилось проявление ксенофобии[26]. Неприятие реформ прослеживалось среди различных социальных слоев. Противниками реформаторской деятельности царя были не только крестьяне и ремесленники, говорившие о Петре как о «царе-антихристе», но и церковники, ущемленные во властных полномочиях дворяне и даже ближайшее окружение царя — князья А. Меншиков, Д. Голицын, Я. Долгорукий, Б. Шереметев, С. Яворский, адмирал Апраксин и другие. Князь Д. Голицын возмущался: «К чему нам нововведения, разве мы не можем жить так, как живали наши отцы, без того, чтобы иностранцы являлись к нам и предписывали нам новые законы?»[27]. В подобном высказывании видного сановника особый акцент делался на чужеродном происхождении петровских нововведений. Между тем, ксенофобия была распространена в российском обществе еще до того, как царь принялся за свои реформы. Народ относился к иностранцам – иноверцам с подозрением и даже враждебностью во многом из-за разгульных нравов, царивших в Немецкой слободе. Одной из причин восстания стрельцов, как отмечал академик А.М. Панченко, было желание не только перебить бояр, но и «вырубить Кукуй», поскольку вину за наплыв и непомерное влияние иноземцев возлагали именно на Немецкую слободу, которую москвичи называли «Пьяной слободой»[28].  Дж. Перри свидетельствовал: многие бояре и дворяне роптали на то, что царь «вполне прилепился к иностранцам», ежедневно ходил в их дома и свободно допускал беседовать с собой.[29] Непрекращающийся наплыв иностранцев, которые занимали ответственные должности в армии (Н.И. Павленко упоминал о 29 командирах полков, являвшихся иностранными подданными), на флоте (Э. Кросс отмечал, что не было года, когда бы британские офицеры не командовали российскими военными кораблями), в образовании (едва ли не все русские офицеры флота прошли обучение в Навигацкой школе профессора Абердинского университета Г. Фаркерсона) и государственном управлении – все это вызывало закономерное раздражение национальных чувств русского народа, а сама поездка царя к «нехристям» послужила толчком для создания легенд о подмене государя «немчином», возведенной на царя «порче», а также сказании о «царе-антихристе».

Заметим, что такое явление, как ксенофобия отнюдь не являлось национальным явлением. Британский ученый М. Маллет утверждал: в Англии ксенофобия зародилась еще раньше, чем в России, в XIV-XV вв.[30] В общественном мнении Великобритании начала XVIII в. формировалось представление о России как от «отсталой» и «неевропейской» стране. Британский ученый М. Андерсон ссылался на писателя-сатирика Дж. Свифта, который характеризовал русских как «нацию варваров и дикарей», считая, что они представляют для всего цивилизованного мира еще большую угрозу, чем в свое время готы и вандалы[31]. Автор знаменитой «Басни о пчелах» английский просветитель Б. Мандевиль утверждал: подданные «царя Московии» «от природы глупы и не так давно большинство их являлись чуть ли не дикими животными»[32]. Следует признать, что подобные суждения о России и русском народе складывались отчасти из-за недостатка информации о стране, но чаще всего сознательно инициировались правительством Великобритании. Поначалу и сам Петр, и его реформаторская деятельность встречали одобрение со стороны правящих кругов Англии. Госсекретарь Р. Харли писал посланнику в России Ч. Уитворту: «Я надеюсь вскоре услышать от Вас насколько европейские обычаи проникают в Россию и насколько Его Величество успевает привить своей армии, своему народу, своему законодательству, правительству, торговле своей страны все, что он и его сановники видели при своем путешествии за границей»[33]. Английские журналисты восторженно отзывались о реформаторской деятельности Петра. К примеру, Р. Стиль называл царя одним из «великих правителей мира»[34]. Однако вскоре произошли события, которые изменили восторженное отношение и к «царю Московии», и к России в целом.  Победа над шведами под Полтавой, приобретение Россией прибалтийских земель, создание мощного флота — все это свидетельствовало о появлении в Европе нового сильного государства, с которым уже нельзя было не считаться. Новая Россия представляла серьезную конкуренцию Великобритании и потому отношения двух стран в последние годы правления Петра, а затем и его супруги императрицы Екатерины I напоминали собой, по меткому определению британского ученого Д. Хорна, «холодную войну»[35]. Следствием «холодной войны» явилось зарождение русофобии в Англии. Ее истоки историки С.М. Соловьев, В.Г. Трухановский, Н.А. Ерофеев усматривал именно в первой четверти XVIII века.

В какой мере британское влияние сказалось на культурной жизни России в правление императрицы Екатерины II? Заметим, что еще до ее вступления на престол отношения между Англией и Россией заметно улучшились, во многом благодаря заключению в 1734 г. торгового и в 1741 г. оборонительного договоров. Однако каких-либо свидетельств влияния британской культуры в России в этот период замечено не было: в стране царила бироновщина.  В правление же Елизаветы Петровны распространение французского языка в высшем свете повлекло за собой зарождение интереса к французской литературе, завязались отношения российского двора с «патриархом» просветителей Франции – Вольтером. Его приняли почетным членом в Российскую Академию наук и попросили написать историю правления Петра Великого. Позиции англичан в правление Елизаветы Петровны оставались сильными лишь в экономике, прежде всего в торговле. Французское влияние (в литературе, образовании, драматургии, моде) оставалось доминирующим в России и при Екатерине II. Между тем, ряд ученых (Э. Симмонс, Д. Хорн, Э. Кросс, А.Б. Соколов, Е.В. Потемкина) утверждали, что годы царствования императрицы ознаменованы распространением в российском высшем обществе таких явлений, как англомания и англофильство. Даже саму Екатерину II они причисляли к убежденным англофилам[36]. Иной концепции, которая нам представляется более убедительной, придерживались В.О. Ключевский и Н.А. Ерофеев. Они считали, что русское общество во второй половине XVIII в. особенно сильно испытало влияние французской культуры, и что в среде дворянства зародилась галломания[37]. Ярой приверженкой французской культуры, на взгляд этих ученых, была и сама императрица.

Между тем, хотя англичане при Екатерине, по замечанию французского министра Вержени, «теряли в Петербурге прежнее влияние»[38], однако их позиции при дворе, да и в российском обществе в целом, оставались еще достаточно прочными. Доверительная переписка молодой Екатерины с английским посланником Ч. Уильямсом и те многотысячные займы, которые она через него получала от короля Великобритании, требовали ответной благодарности. Вступив на престол, Екатерина в одном из писем заметила: «Я так привыкла к дружбе англичан, что смотрю на каждого из них, как на лицо, желающее мне добра, и действую, насколько это от меня зависит, соображаясь с этим»[39]. Объявив себя «другом Англии по влечению и по интересам», Екатерина в первые десятилетия своего правления сделала немало для сближения двух стран. В 1766 г. был принят новый торговый договор между Россией и Великобританией, продлевавший действие соглашения от 1734 г. В результате объем британской торговли в сравнении с началом века удвоился. По свидетельствам Сегюра, английские негоцианты образовали в Петербурге «грозную колонию», целый квартал в столице стал именоваться Английской линией[40]. Примечательно, что британские купцы не ограничивались торговой деятельностью. Нередко они вкладывали свои капиталы в промышленное производство России. К примеру, купец Мартин Боттлер основал первую в нашей стране фабрику, изготовлявшую гобелены. Другой бизнесмен Фрэнсис Гарднер приобрел недалеко от Москвы, в деревне Вербилки участок земли для строительства фабрики по изготовлению дешевой глиняной посуды.

Екатерина приглашала на службу в Россию английских морских офицеров и опытных моряков, а также различных мастеровых людей. К примеру, британские специалисты были задействованы в строительных работах в Царском Селе летом 1785 г. Она проявляла живой интерес к английскому искусству: агенты императрицы скупили знаменитую керамику Уэджвуда для Зимнего дворца и приобрели богатую коллекцию произведений искусств из собрания британского премьер-министра Р. Уолпола.

Императрица поощряла обучение российской молодежи в университетах Великобритании. Сама Дашкова проявляла к «Студенты» изучали земледелие, шерстяные мануфактуры, торговлю, инженерное дело (в первую очередь, строительство каналов), математику, медицину, архитектуру, живопись, ландшафтное садоводство и многое другое, что могло им пригодиться на родине. Порой и почтенные профессора, как например, В. Прокопович и М. Ливанов отправлялись на Британские острова, чтобы обучиться там различным наукам. Получили образование в Англии профессор Московского университета Десницкий (одним из первых в России он стал отстаивать права женщин), а также будущий наставник императора Александра I граф Н. Мордвинов. Находясь в Англии, Мордвинов проявил большой интерес к британским политическим институтам, а также философии, научным и экономическим теориям. Он восхищался трудами Бэкона, Ньютона, Смита, Бентама. В Эдинбургском университете обучался сын первого президента Российской Академии наук Е.Р. Дашковой. Она посетила Великобританию в 1769-1771 гг., и о своих впечатлениях впоследствии рассказала в «Путевых заметках». «Англия мне более других государств понравилась, — писала Дашкова. — Правление их, воспитание, обращение, публичная и приватная их жизнь, механика, строения и сады, все заимствует от устройства первого и превосходит усильственные опыты других народов в подобных предприятиях»[41]. В 1776-1780 г. Дашкова навещала своего сына-студента в Эдинбурге, где ей довелось повстречаться с видными представителями шотландского Просвещения У. Робертсоном и А. Смитом. По возвращении на родину Дашкова издала свои переводы нескольких английских изданий, в том числе ряд номеров известного просветительского журнала «The Spectator». Помимо Дашковой, поклонниками Англии в окружении Екатерины были и другие представители родовитых и могущественных семейств России: Г. Потемкин, Воронцовы, Чернышевы, Куракины, Орловы. Все они, по признанию Э. Кросса, «глядели на Англию с почтением и восторгом»[42].

В отличие от петровской эпохи при Екатерине заметное влияние на русскую культуру оказала английская литература. Надо отметить, что серьезным препятствием для знакомства с английской культурой являлось в ту пору слабое распространение в России английского языка. Первая школа, в которой преподавание велось на английском языке, была открыта Дж. Элмором в Петербурге лишь в конце 1793 г.  В образованных кругах России еще долгое время господствовал французский язык. Да, и сама императрица не владела английским, посему в ее библиотеках имелись книги лишь на немецком, французском и русском языках.  В этой связи большой интерес, как самой Екатерины, так и образованной части общества, вызывали переводы английских изданий с французского и немецкого языков. К примеру, внимание императрицы привлекли: просветительский журнал С. Джонса «Скиталец» и дидактическое сочинение Р. Додсли «Наставник». Рекомендации последнего она намеревалась использовать в целях нравственного воспитания своих внуков — цесаревичей Александра и Константина. Екатерина собиралась также издать перевод всех номеров журнала «The Spectator». Отдельные его номера увидели свет в России еще в петровскую эпоху и затем неоднократно переиздавались на протяжение XVIII в.  Этот журнал сыграл важную роль в становлении русской журналистики сатирико-нравоучительного толка. В 1769 г. в России начал выходить еженедельник «Всякая всячина», работу над которым возглавила сама императрица. По мнению специалистов, издатели «Всякой всячины» во многом ориентировались и подражали авторам английского журнала – просветителям Р. Стилю и Дж. Аддисону<[43].  Наиболее заметный вклад в дело популяризации просветительской литературы Великобритании внес известный писатель, просветитель, журналист и переводчик Н. Новиков, испытавший на своем творчестве влияние просветительских идей британских предшественников. Во всяком случае, влияние английских изданий хорошо прослеживается в его сатирических журналах «Трутень», «Пустомеля» «Живописец», «Кошелек» и др. Образованные граждане России в XVIII в. смогли познакомиться также с переводами трудов видных британских ученых — философа И. Бентама, экономиста А. Смита, математика и физика И. Ньютона, юриста У. Блекстона, медика У. Бьюкена и многих других.  Важную роль в деле распространения английской литературы в России сыграли переводчики, обучавшиеся в свое время в Великобритании: С. Плещеев, М. Плещеев, И. Черкасов, Л. Собакин, И. Татищев и другие.

Следует добавить, что знакомство с достижениями британской культуры в России осуществлялось не только посредством литературы. Важное место придавалось также научным контактам.  Одним из них был визит британского ученого, доктора медицины, автора широко известного в Европе трактата «Современный метод прививки оспы» Т. Димсдейла. Он был приглашен в 1768 г. Екатериной для прививки оспы ей самой, а также ее домочадцам и придворным. Работой медика императрица осталась вполне довольной, отблагодарив его присвоением титула барона. Новоиспеченный барон Димсдейл посетил двор Екатерины вторично в 1781 г. На этот раз барона в поездке по России сопровождала его супруга Элизабет. Своими впечатлениями об увиденном баронесса поделилась в дневнике, который содержал интересную информацию (об обычаях, порядках и климате России, архитектурных и исторических достопримечательностях Петербурга), а также описание внешности, поведения, распорядка дня императрицы и ее приближенных. Элизабет была представлена Екатерине, общалась с придворными. Она посещала церковные службы, бывала в присутственных местах, в лавках, на базарах. Во время пребывания в Петербурге баронесса посетила Зимний дворец, Кунсткамеру, Смольный Институт и Кадетский корпус. Анализируя материалы дневника баронессы Димсдейл[44], убеждаемся, что научные и культурные контакты между отдельными гражданами Великобритании и России во многом способствовали расширению этнических представлений одного народа о другом, служили в определенной мере укреплению российско-британских отношений. Россия получала также возможность следить за новейшими достижениями в научной жизни Великобритании.

Усилия российских монархов XVIII в., направленные на «европеизацию» русского народа, постепенно начинали приносить свои плоды. «С полвека уже все привыкли подражать иностранцам — одеваться, жить, меблироваться, есть, встречаться и кланяться, вести себя на бале и на обеде, как французы, англичане и немцы, — свидетельствовал французский посланник. — Все, что касается до обращения и приличий, было перенято превосходно. Женщины ушли далее мужчин на пути совершенствования. В обществе можно было встретить много нарядных дам, девиц, замечательных красотою, говоривших на четырех и пяти языках, умевших играть на разных инструментах и знакомых с творчеством известнейших романистов Франции, Италии, Англии… Обычаи, введенные Екатериной, придали такую приятность жизни петербургского общества, что изменения, произведенные временем, могли только вести к лучшему»[45].

Естественно, что обращение к западноевропейским образцам предусматривало исключительно позитивные их характеристики, что не могло не привести к искажению объективной картины представления о Западе и его культуре в целом.  Как справедливо утверждала Л. Черная: «Мифологизированный Запад стал образцом для подражания, школой цивилизованного бытия, собранием идеальных человеческих типов. Это был, конечно же, искаженный, но цельный и привлекательный образ, повлиявший на формирование не одного поколения российских дворян»[46].

Глубоко укоренившееся при Екатерине западное влияние во многих сферах культурной жизни российского общества способствовало также исчезновению столь распространенного в петровские времена явления, как ксенофобия. Теперь иностранцы, свидетельствовал Сегюр, «принимаются в России с самым внимательным гостеприимством»[47]. Более того, преклонение перед западной (в том числе британской) культурой и подобострастное отношение к иностранцам стало заметным явлением в среде политической российской элиты. Дело порой доходило до того, что великосветское общество начинало презирать все русское. Дипломат екатерининской эпохи граф А. Воронцов отмечал: «Россия — единственная страна, где пренебрегают изучением своего родного языка и всего, что касается страны, в которой люди родились на свет… Те жители Петербурга и Москвы, которые считают себя людьми просвещенными, заботятся о том, чтобы их дети знали французский язык, окружают их иностранцами, дают им дорого стоящих учителей танцев и музыки, но не учат их родному языку, так что это прекрасное и доброго стоящее воспитание ведет к совершенному незнанию родины, к равнодушию и даже презрению к стране, с которой неразрывно связано наше существование, и к привязанности ко всему, что касается нравов чужих стран»[48].

Преклонение перед западной культурой и подобострастное отношение к иностранцам к концу XVIII в. становится заметным явлением в среде политической элиты. Однако пропитавшись западной культурой и провозгласив себя европейским государством, Россия, в глазах европейцев, таковым отнюдь не стала. Запад, в том числе и Великобритания, по-прежнему продолжали видеть в ней «варварскую страну». М. Андерсон отмечал, что хотя англичане относились к екатерининской России с уважением, восхищением, а порой и с опаской, чего не бывало при Петре I, однако они по-прежнему были далеки от мысли рассматривать русский народ как цивилизованный, и никакие, даже самые блестящие достижения царицы не могли переменить их мнения в том, что Россия являлась действительно европейской державой[49]. Естественно, что подобное отношение западных держав (не в последнюю очередь и Великобритании) к России не могло нравиться Екатерине. После того, как Россия отказалась выступить в качестве «естественного союзника» Великобритании в ее войне с североамериканскими колониями, в отношениях двух держав наступила полоса охлаждения, сопровождавшаяся новым приступом русофобии в Великобритании и неприкрытым недовольством англичанами со стороны российской императрицы и ее двора.

Подводя итоги, можно заключить следующее. Западное влияние в культурной жизни России в XVIII в. в целом заметно прогрессировало. В правление Екатерины в среде правящей элиты особенно ощутимую роль играла французская культура. Ее воздействию во многом оказалась подвержена и сама императрица. В этой связи утверждения ряда историков об англомании (даже «широко распространенной англомании») и англофильстве, якобы господствовавших в России при Екатерине II, нам представляется мало убедительными. Ведь в ту пору в нашей стране даже среди дворянства было еще слишком незначительно число таких представителей, которые бы владели английским языком и настолько были  знакомы с историей, культурой, государственным устройством  Англии, чтобы по достоинству их оценить и начать подражать им. Таким образом, ни особого преклонения перед всем английским, ни стремления какой-либо части общества поддерживать во всем английские интересы, и уж тем более никакого перенесения элементов английского стиля жизни на русскую почву (трактовка Е.В. Потемкиной) в правление Екатерины II в России нам обнаружить не удалось. Более оправданной, на наш взгляд, является концепция Ерофеева, связывавшего зарождение англомании в российском обществе с Отечественной войной 1812 года.

Вместе с тем, мы не склонны сбрасывать со счетов факта улучшения отношений между Великобританией и Россией в первые десятилетия правления Екатерины и как следствие этого процесса — распространения британской культуры в России, преимущественно через просветительскую литературу, образовательные программы и деловые контакты.  Как бы то ни было, но знакомство российского общества с западной культурой, с одной стороны, обогащало его достижениями передовой науки, техники, знаниями прогрессивной общественно-политической мысли, а с другой — способствовало расколу самого общества. Западное влияние распространялось    по преимуществу на высшие слои общества, основная же его часть по-прежнему оставалась верна своим историческим корням — вере, традициям и укладу жизни. Как справедливо отмечал известный ученый ХIХ в. Н.Я. Данилевский, насильственный переворот русской жизни на иностранный лад, «европейничанье», по его меткой характеристике, начавшийся при Петре I, привел к расколу народа на два слоя: «Низший слой остался русским, высший сделался европейским — европейским до неотличимости»[50]. И подобный раскол общества в последующие столетия не только не был преодолен, но еще более углубился, что и послужило в конечном счете одной из причин, приведших к трагическим событиям 1917 года.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Соколов А.Б. Навстречу друг другу. Россия и Англия в XVI — XVIII вв. Ярославль, 1992; Павленко Н.И. Петр Великий. М., 1994; Кросс Э. У Темзских берегов. Россияне в Британии в XVIII веке. СПб, 1996; Анисова И.Л. Идеи ранних английских просветителей Р. Стиля — Дж. Аддисона и русские нравоучительные журналы 50-60-х годов XVIII века. Канд. дис. М., 2002; Петинова Е.Ф. «Во дни Екатерины…». СПб, 2002; «Россия – Британия. К 450-летию установления дипломатических отношений». М., 2003; Лабутина Т.Л. Восприятие английской культуры в России в эпоху Петра I // Лабутина Т.Л. Культура и власть в эпоху Просвещения. М., 2005; она же. Англомания в России в правление Екатерины II — миф или реальность? // Лабутина Т.Л. Культура и власть в эпоху Просвещения. Указ. соч.

[2] Britain and Russia in the Age of Peter the Great. Historical Documents. L., 1998; An English Lady at the Court of Catherine the Great. The Journal of Elizabeth Dimsdail, 1781. Cambridge, 1989.

[3] КлючевскийВ.О. Курс русской истории // Ключевский В.О. Соч. в 9 т. М., 1989. Т. IV. С. 20.

[4] Simmons E.J. English Literature and Culture in Russia (1553-1840). Cambridge, 1935. P. 56.

[5] Перри Дж. Состояние России при нынешнем царе. М., 1871. С. 107.

[6] Андреев А.И. Петр I и Англия в 1698 году // Петр Великий. М., Л., 1947. С. 82.

[7] Анисов Л. Восшествие на престол. Борьба латинских иезуитов и протестантов за Московский православный престол. М., 2000. С. 59-60.

[8] Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. М., 2002. С. 72; ПетиноваЕ.Ф. Указ. соч. С. 316.

[9] Britain and Russia. Op. cit. P. 181-184, 237.

[10] Андреев А.И. Указ. соч. С. 91.

[11] Там же. С. 87.

[12] Соколов А.Б. Указ. соч. С. 152.

[13] Cross A. Peter and Britain // Russia in the Reign of Peter the Great: Old and New Perspectives. Cambridge, 1998.  P. 30.

[14] Сборник императорского русского исторического общества (далее – СИРИО). СПб, 1884. Т. 39. С. 56.

[15] Кросс Э. Указ. соч. С. 167, 168.

[16] Перри Дж. Указ. соч. С. 106.

[17] СИРИО. Т. 39. С. 59, Т. 61. СПб, 1888. С. 563-564.

[18] Перри Дж. Указ. соч. С. 153.

[19] Анисов Л. Указ. соч. С. 287.

[20] Павленко Н.И. Указ. соч. С. 75.

[21] Буганов В.И. Петр Великий и его время. М., 1989. С. 60.

[22] Britain and Russia. Op. cit. P. 193.

[23] Кросс Э. Указ. соч. С. 348-363.

[24] Britain and Russia. Op. Cit. P. 236, 326.

[25] Подробнее см.: Лабутина Т.Л. Восприятие английской культуры в России в эпоху Петра I. Указ. соч. С. 375-384.

[26] Подробнее см.: Лабутина Т.Л. Зарождение ксенофобии в российско-британских отношениях в эпоху Петра I // Проблемы этнической истории Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в новое и новейшее время. Сб. научных трудов. Вып. 2. Воронеж, 2005. С. 10-15; она же. От «фобии» к «филии»: Вектор восприятия британской культуры в России // Взаимодействие культур и социумов в контексте всемирной истории. М.: ИВИ РАН, 2007.

[27] Анисов Л. Указ. соч. С. 85, 249.

[28] Панченко А.М. Русская культура в канун петровских реформ. М., 1984. С. 120.

[29] Перри Дж. Указ. соч. С. 124.

[30] Mallett M. Popular Culture and Popular Politics. Some Regional Case Studies // Britain in the First Age of Party. 1680-1750. L., 1987. P. 134.

[31] Anderson M.S. Britain’s Discovery of Russia. 1553-1815. L., 1958. P. 59.

[32] Мандевиль Б. Басня о пчелах. М, 1974. С. 289.

[33] Цит. по: Андреев А.И. Указ. соч. С. 101.

[34] Britain and Russia. Op. cit. P. 111.

[35] Horn D. Great Britain and Europe in the Eighteen Century. Oxford, 1967. P. 109.

[36] Simmons E.J. Op. cit. P. 8, 16-17, 207; Horn D. Op.cit. P. 213; Кросс Э. Указ. соч. С. 292-293; Соколов А.Б. Указ. соч. С. 11; Потемкина Е.В. Истоки русской англомании в середине XVIII в. // Мавродинские чтения. Материалы к докладам. СПб, 1994.

[37] Ерофеев Н.А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских. 1825-1853 гг. М., 1982. С. 52-53.

[38] Сегюр Л.Ф. Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II // Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л., 1989. С. 342.

[39] СИРИО. СПб, 1874. Т. 13. С. 209.

[40] Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 352.

[41] Путешествие одной российской знатной госпожи по некоторым английским провинциям // Опыт трудов вольного российского собрания при имп. Московском университете. М., 1775. Ч. 2. С. 106.

[42] Кросс Э. Указ. соч. С. 293.

[43] Левин Ю.Д. Восприятие английской литературы в России. Л., 1990. С. 47-49.

[44] Лабутина Т.Л., Ботова Н.А. Россия в эпоху Екатерины Великой глазами английской аристократки (По материалам «Дневника баронессы Димсдейл») // Екатерина Великая: эпоха российской истории. Тезисы докладов. СПб, 1996. С. 174-177.

[45] Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 329.

[46] Черная Л. Образ «Запада» в русской культуре XI-XVII вв. // Россия и Запад Диалог или столкновение культур? (сб. статей). М., 2000. С. 44.

[47] Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 337.

[48] Русский быт по воспоминаниям современников. XVIII век. Ч. I. От Петра I до Екатерины II (1698-1761 гг.) М., 1914. С. 390.

[49] AndersonM.S. Op. сit. P. 102, 105, 142.

[50] Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Изд. 6-е. СПб, 1995. С. 225-226, 232.

Процветание Великобритании (Англии) в 18 веке

Объединившись, Соединенное Королевство Великобритании добилось процветания своей экономики.

После ослабления могущества Испании и Португалии и победы над Голландией центром мирового рынка стала деловая часть Лондона — Сити. На лондонской бирже совершались самые крупные торговые сделки, а в банки стекались капиталы со всего мира.

Все части королевства были прочно связаны своим собственным внутренним рынком, где каждый человек, в соответствии с теорией Адама Смита, участвовал в конкуренции продавцов и покупателей. Города обеспечивали хлебом, мясом, молоком сельские хозяйства лендлордов и рыцарей, фермеров, крестьян-общинников.

Причины процветания Англии

• Английская революция установила полную свободу предпринима­тельства. Благодаря этому в Англии каждый год создавались новые ма­нуфактуры и купеческие компании.
• Успехам в развитии хозяйства благоприятствовало и то, что земля Англии была богата сырьем — же­лезной рудой, углем, здесь было много удобных пастбищ для овец, да­ющих шерсть.
• Кроме того, Британские острова оказались на пересече­нии важных торговых путей из Европы в Америку, Африку и Азию.
• Приобретение ко­лоний по всему свету позволило англичанам ввозить на Британские острова дешевые индийские хлопковые ткани, китайский чай, амери­канский кофе, а вывозить свои товары.

Английская деревня XVIII века

Английские крестьяне в течение XVIII века либо богатели и становились фер­мерами, либо разорялись и шли в наемные работники к тому же фермеру или лендлорду. Таким образом, к концу XVIII века английская деревня стала фер­мерской. Это сильно изменило ее облик. Материал с сайта http://doklad-referat.ru

Зажиточные английские крестьяне сносят свои небольшие лачуги и возводят просторные каменные дома в 2—3 этажа. Их большие окна сверкают стеклами, в каминах горит каменный уголь, комнаты заставлены шкафами с одеждой и оловянной посудой. Подобно го­родским буржуа, они облачаются по вечерам в дорогие костюмы, отдают своих детей учиться в хорошие школы, и даже их наемные работники могут позволить себе жить в небольших домиках и пить по утрам дорогой в то вре­мя заморский чай.

Промышленный переворот в Англии

см. Промышленный переворот в Англии

• Причины процветания англии в 19 веке

• Благодаря чему процветала экономика великобритании

• Англия в конце 18 века 1707

• Быт англии 18 век

• Процветание великобритании

• Благодаря чему процветала экономика Великобритании?

• Почему Англия стала лидером Европы?

Место и роль партий в политической системе Великобритании в XVIII веке Текст научной статьи по специальности «История и археология»

16. Огурцов А. П., Юдин Э. Г. Типология. URL // http://www.cultmfo.ru/funtext./1/001/008/ 110/675.html

17. Антонян Ю. М., Кудрявцев В. Н., Эми-нов В. Е. Личность преступника. СПб., 2004.

18. Антонян Ю. М., Голубев В. П., Кудря-ков Ю. Н. Психологические особенности осужденных за кражи личного имущества и индивидуальная работа с ними. М., 1989.

В. В. Клочков

МЕСТО И РОЛЬ ПАРТИЙ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ВЕЛИКОБРИТАНИИ В ХУШ ВЕКЕ

В статье исследованы партии в контексте эволюции британской политической системы в XVIII веке. Автор рассматривает основные направления постепенной трансформации ранних политических партий в конституционные механизмы и структуры политического участия современного типа. Эти процессы показаны в неразрывной связи с перераспределением прерогативных полномочий, поступательной метаморфозой персональной монархии в парламентскую, сложными взаимоотношениями первых британских политических партий с монархами и кабинетом министров. Большое внимание уделяется анализу историографии по данной проблеме.

Ключевые слова: партии, парламентская монархия, персональная монархия, тори, виги, Великобритания.

В истории эволюции политической системы Великобритании XVIII век занимает особое место. Потрясения предыдущего столетия сменились относительно спокойной эволюцией. Однако, несмотря на достаточную изученность данного периода, исследователи не пришли к единому мнению по поводу характера политических изменений, происходивших в это время.

Обычно подчеркивается, что уже в конце XVII столетия в стране была установлена конституционная монархия. В этом случае политическая история Великобритании в ХУШ веке рассматривается как совокупность прецедентов, способствовавших формированию современных конституционных механизмов взаимодействия монархии, парламента и кабинета министров, а также институтов политического участия, эволюции партийной системы и появлению движения за реформу политического представительства, нашедших свое наиболее яркое выражение в событиях 1832 года [1, с. 40-41].

Более осторожный подход к проблеме основывается на том, что и после Славной революции монархия поздних Стюартов сохраняла персональный характер. Описание трансформации политических институтов в ходе событий 16881689 годов как перехода от абсолютной монархии к конституционной рассматривается как некоторое упрощение. Подчеркивается, что источником легитимности монархии Вильгельма III

и Марии являлся парламентский акт. Это уже само по себе крайне необычно для английской конституционной практики, всегда рассматривающей законодательство в качестве экстраординарной меры. Монархия оставалась персональной в том отношении, что пределы королевской власти устанавливались не парламентом, а королевской прерогативой, фиксированной в своих границах парламентскими актами там, где она затрагивала права и свободы подданных. Фундамент английского политического устройства составляет общее право, и принцип господства права служит формой конституции. Поэтому монархия в начале XVII века может быть описана как конституционная с теми же основаниями, что и ее наследница после 1689 года. Английский парламент в это время не обладал какими-либо исключительными полномочиями, которые были бы неизвестны средневековым ассамблеям. Сторонники осторожного взгляда считают, что следует обратить внимание не столько на то, как часто собирается парламент, сколько на то, какую роль он играет в отношениях с монархией в рамках ординарной королевской прерогативы. Кроме того, важно рассмотреть вопрос о том, какие преимущественные права английской короны постепенно ограничивались парламентом, со временем становясь его полномочиями.

Поскольку парламентской монархией обычно именуется форма правления, при которой про-

цесс назначения министров предполагает наличие консультационных механизмов между монархией и парламентом, а контроль за надлежащим исполнением ими своих обязанностей относится к сфере парламентских полномочий, то такая система в ходе Славной революции установлена не была. Поэтому более осторожный историографический взгляд исходит из того, что эволюция политической системы страны в XVIII веке может быть описана как постепенная трансформация институтов власти и политического участия в направлении от персональной к парламентской монархии [2, с. 118-132; 4, р. 376-384].

Главным элементом эволюции политической системы в данном направлении стал постепенный переход ряда полномочий монархии в руки парламента, связанный с формированием принципа ответственности правительства. Кроме того, прекращение обращения короны к исключительному праву вето и использование парламентского большинства как надежной опоры достижения необходимого результата при решении различных вопросов стали важными аспектами такой эволюции. Появление в парламенте прообразов политических партий, оформленных в виде аристократических фракций, использующих влияние при дворе в качестве одного из ключевых инструментов текущей политики, дополняло картину эволюции английской политической системы в XVIII веке.

Важную роль в процессе достижения консенсуса между различными коалициями политической элиты в парламенте XVIII века начинают играть возникающие политические партии. Не подлежит сомнению, что уже в этот период группировки тори и вигов являлись одним из механизмов, посредством которого вырабатывалось консолидированное мнение по ключевым вопросам текущей политики в условиях, когда политическое представительство сохраняло корпоративный характер и не было связано с современными демократическими механизмами и конституционными ограничениями. Следует также учитывать, что объединения тори и вигов играли важную роль в процессе принятия политических решений, когда и правительство, и оппозиция представляли интересы одной социальной группы.

Однако существуют различные точки зрения относительно того, насколько эффективен был партийный механизм для управления электоратом и поддержания фракционной дисциплины в парламенте. Также дискуссионным является вопрос о том, что представляли собой партии

в XVII веке, их организационная структура и политическая идеология.

Современная историография проблемы берет свое начало в середине прошлого века. До этого времени основное внимание исследователей было сосредоточено на парламентской и административной истории. Теперь же в центре внимания оказалась историческая эволюция британской партийно-политической системы и ее главных участников — тори и вигов в XVIII — первой трети XIX века. Именно в этот период формируется проблематика исследований, затрагивающая такие вопросы, как становление партийно-политической системы и основные этапы ее развития, характер политических партий и особенности их организационного строения в различные исторические эпохи, а также оценка влияния партийной системы на процесс государственного управления.

Характерно, что проблема разработки и научного обоснования периодизации истории партийно-политической системы Великобритании не заняла самостоятельного места в историографии в силу узкой профессиональной специализации. И все же можно выделить несколько принципиальных этапов в развитии партийно-политической системы этой страны. Примерная периодизация, сложившаяся к настоящему времени, выглядит следующим образом:

— 1689-1714 годы — зарождение партий вигов и тори;

— 1715-1760-е годы — период возвышения вигов, поглощения ими тори, а затем кризиса и упадка самой вигской партии;

— 1770-1820-е годы — возрождение и усиливающаяся консолидация вигов и тори, переживающих переход от фракций к партиям [13].

Серьезные разногласия характерны для современной историографии при оценке двух первых этапов становления партийно-политической системы. Большая часть британских историков приходит к выводу, что на первом этапе, в период пребывания у власти последних Стюартов, Вильгельма Оранского и королевы Анны, тори и виги занимали различные позиции по основополагающим политическим и религиозным вопросам [21; 6; 7; 8; 9; 10; 11]. Некоторые же британские специалисты, напротив, соглашаясь с профессором Вустерского колледжа университета Огайо Р. Уол-коттом, полагают, что парламент и политическая элита в целом были разделены в XVIII веке на множество группировок родственным, профессиональным, должностным и прочим связям [12, р. 69]. Уолкотт выделял три политические

группировки в парламенте: «интересы двора», «родственные связи» и «независимое сельское джентри», — в основе которых лежали личные взаимоотношения, а не общие цели в отстаивании политических принципов, и проведение единого политического курса.

Пристальный историографический интерес к проблемам становления и развития партийно-политической системы Великобритании во второй половине прошлого века формировался под воздействием выработанного либеральной историографией, ведущей свое начало от трудов Т. Б. Маколея и Дж. Тревельяна, представления о британском государственном устройстве как партийном правлении [14, с. 3-18]. В настоящее время традиционная либеральная оценка несколько модернизируется. Принципиально важна в этом отношении позиция Ф. Формана, высказавшего убеждение в том, что концепция классической либеральной историографии о центральной роли парламента в политической истории Великобритании применима только к узкому, хотя и, несомненно, важному периоду 1832-1867 годов. Во второй половине XVIII века, в эпоху парламентской монархии, существенную роль в государственном управлении играли корона и кабинет министров, а после него ведущую позицию в политической системе заняли партии [14, р. 14].

Этот своеобразный «консервативный ревизионизм» в значительной мере определил развитие британской историографии в середине 60-х — конце 80-х годов XX века, способствуя постепенному сближению позиций представителей либерального и консервативного направлений. Показательны в этом отношении суждения известного либерального историка А. Бриггса и его коллеги, ведущего исследователя консервативной партии Н. Гэша. Оба ученых, несмотря на значительную разницу во взглядах на методологию исследования истории политических партий и политического процесса, сходятся в том, что следует подходить гораздо критичнее к оценке политической риторики британских государственных деятелей XVIII — первой трети XIX века. По их мнению, необходимо проявлять больший интерес к недостаткам и несовершенствам ганноверской Англии, оценивая гораздо скромнее преобразования того периода [15, р. 4-6; 16, р. 22-23].

Исходя из критического настроя современной историографии проблемы, следует признать, что роль политических партий в обеспечении политического консенсуса, управлении электоратом и поддержании фракционной дисциплины в

, парламенте была весьма скромной. Ни один ; британский монарх в XVIII веке не считался с 2 партиями. Королева Анна не позволяла парла-

— ментскому большинству навязывать ей канди-

— датуры министров. В управлении страной с помощью партий Анна видела ущемление своей

: прерогативы и стремилась принимать личное

— участие в заседаниях кабинета министров [17,

— р. 17; 1, с. 48; 18, р. 23].

I Положение мало изменилось и в середине

— XVIII века. Георг III, вступая на престол, наме-в ревался покончить со старой конфронтацией вия гов и тори как явлением, нежелательным для < английской политики. Его крайне раздражала

английская политическая сцена, представляв- шая собой в 60-е годы XVIII века многочис-

— ленные фракции, изредка объединявшиеся для

— достижения власти и получения контроля над патронажем, для раздачи должностей и пенсий.

‘ В силу молодости Георг III был далек от тонкостей английской политической системы, но его отношение к политическим союзам внутри парламента не становится от этого менее показа., тельным [1, с. 71 -72].

| Только в 90-е годы XVIII века партии в пар- ламенте конституируются на более или менее

— регулярной основе, однако У. Питт-младший,

1 даже будучи премьер-министром, их не признавал и никогда не пытался объединить таким обо- разом своих сторонников. Характерный пример:

2 в парламентах 1781, 1784 и 1788 годов полити-

— ческий «водораздел» пролегал не между вигами и

— тори, а между сторонниками Пита, с одной сторо-

— ны, и последователями Фокса и Норта (позднее

— Фокса и Портленда) — с другой [3, р. 381]. В лю-

— бом случае представление о партии как о форме

— политического участия и механизме, необходимом для достижения политического консенсуса и ос- нованном на определенном комплексе представ-

3 лений по ключевым вопросам текущей политики, оставалось неизвестным британской поли- тиче ской практике вплоть до начала 30-х годов

— XIX века [18, р. 23-26; 2, с. 130].

Единственной надежной опорой политической власти в XVIII веке являлась королевская с милость. Исследователи, как правило, обходят вниманием двор Ганноверской династии, пола- гая, что основным центром власти в изучаемый период являлся парламент. Это справедливо толь-й ко отчасти: трансформация персональной монархии в парламентскую не исключала действия

— личных оснований королевской прерогативы. Парламент — лестницу к власти в этом отношении не следует путать с парламентом — вмести-

лищем власти. Министры, пользующиеся доверием короля, имели в своем распоряжении моральные стимулы и материальные средства для управления парламентским большинством. Правительства редко проигрывали в парламентских дебатах и практически никогда — на выборах [2, с. 131; 19, р. 217].

Как правило, они назначались до, а не после победы на общих выборах. Редкие неудачи монархов Ганноверской династии в утверждении угодных им министров скорее свидетельствовали о тактических просчетах Георгов, но не о силе парламентского большинства. Так, в 1744 году Георг II был вынужден расстаться с Дж. Картеретом, поскольку коллеги по министерству были против его кандидатуры. Через тринадцать лет У. Питт-старший был назначен на свой пост, поскольку никто из членов кабинета не желал работать без него. В любом случае, парламент не имел к этому никакого отношения, поскольку практика опоры правительства на парламентское большинство утвердилась далеко не сразу [20, р. 63, 282; 21, с. 20-21].

Возвышение в 20-е годы XVIII века поста премьер-министра не избавило от забот по укреплению единства кабинета, в которых королевское благорасположение играло непоследнюю роль. Во время акцизного кризиса 1733 года настоящую угрозу премьерству Р. Уолпола представляла не парламентская оппозиция, а собственные недальновидные министры — Д. Кобэм и Ф. Честерфилд. Победа в придворной интриге стала определяющей для карьеры Р. Уолпола. Сходным образом У. Шелберн, один из фаворитов Георга III, был смещен Ч. Дж. Фоксом, его политическим соперником [2, с. 124].

Власть, которой наделялись министры, фактически принадлежала короне. Министры редко пользовались своим влиянием в парламенте для того, чтобы навязать монарху политические решения, поскольку считали себя ответственными перед королем, а не перед парламентом. Решающим для политиков оставался личный выбор монарха. Характерным является то обстоятельство, что в эпоху правления королевы Анны источником власти для С. Годольфина и Р. Харли было ее личное расположение: ни один из этих министров не имел большинства в палате общин [5, р. 143; 6, р. 28; 7, р. 43-47]. Дебаты в парламенте могли иметь значение для Р. Уолпола и У. Питта-старшего, однако главные политические партии разыгрывались в кабинете монарха. Даже в 60-е годы XVIII века граф Бьют смог в течение двух лет занимать пост премьер-мини-

стра исключительно благодаря королевскому расположению и той роли, которую он сыграл в становлении юного монарха [5, с. 21-22].

Таким образом, период конца XVII — начала XIX века стал важным моментом в эволюции политических партий Великобритании. Именно тогда произошел постепенный переход от персональной монархии к парламентской и были заложены предпосылки трансформации политических партий в конституционные механизмы и структуры политического участия современного типа. Многие аспекты политической истории этого периода обретают совершенно особую эвристическую ценность, если признать, что переход от абсолютной монархии к конституционной представлял собой не одномоментный акт, а достаточно продолжительный процесс.

Однако роль политических партий в обеспечении политического консенсуса, управлении электоратом и поддержании фракционной дисциплины в парламенте была весьма скромной. Ни один британский монарх в XVIII веке не считался с партиями. Только в конце века партии в парламенте конституируются на более или менее регулярной основе, однако представление о партии как механизме политического участия, необходимом для достижения консенсуса и основанном на определенном комплексе идеологических представлений, оставалось неизвестным британской политической практике вплоть до первой трети XIX века.

Элементы современного конституционного механизма, постепенно кристаллизующиеся в системе парламентской монархии во второй половине XVIII века, не могли играть ключевой роли, поскольку представительство в парламенте еще не было связано с современными демократическими механизмами. Парламентский контроль за деятельностью кабинета еще не означал, что сам парламент зависит от избирателей. Политические партии Великобритании в XVIII века больше напоминали аристократические политические клубы, нежели являлись институтами политического участия в современном смысле этого слова.

Литература

1. Айзенштат М. П. Британия Нового времени. Политическая история. М., 2007.

2. Хеншелл Н. Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии Раннего Нового времени. СПб., 2003.

3. Согрин В. В. История партийно-политической системы в Великобритании: анализ немарксистских концепций // Новая и Новейшая история. 1988. № 5.

4. Ганюкова Е. В. Т. Б. Маколей и идейно-политическая борьба в Великобритании в 3040 годы XIX века // Очерки политической истории Великобритании / под ред. Н. А. Акимки-ной. Ростов н/Д, 1992.

5. Мирошников А. В. Великобритания от Георга I до королевы Виктории (1714-1901). Воронеж, 1998.

6. Holmes G. British Politics in the Age of Anne. L., 1967.

7. Burton J. F., Riley R. W., Rowalands E. Political Parties in the Reigns of William III and Anne: the Evidence of the Division Lists. L., 1968.

8. Speck W. A. Tory and Whig: The Struggle in The Constituencies. L., 1970.

9. Horwitz H. Parliament, Policy and Politics in the Reign of William III. Manchester, 1977.

10. Jones J. R. Country and Court: England 1658-1714. Cambridge, 1978.

11. Coward B. The Stuart Age: A History of England, 1603-1714. L., 1980.

12. Wallcott R. English Politics in Early Eighteen Century. Cambridge, 1956.

13. Evans E. J. The Forging of the Modern State, 1783-1870. L., 1995.

14. Forman F. N. Mastering British Politics. L., 1985.

15. Briggs A. The Age of Improvement, 17831867. L., 1995.

16. The Conservatives. A History from their Origin to 1965 / ed. by N. Gash, D. Southgate, D. Dilkes & J. Ramsden. L., 1974.

17. The Letters of Queen Anne / ed. by B. C. Brown. L., 1968.

18. O’ Gorman F. The Emergence of the British Two-Party System. L., 1982.

19. Beattie J. The English Court in the Reign of George I. Cambridge, 1987.

20. Dictionary of British History / ed. by J. P. Key-non. L., 1994.

21. Bulmer-Thomas I. The Growth of the British Party System, 1640-1923. L., 1967. Vol. I.

С. В. Серго

СОДЕРЖАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

Данная статья посвящена проблеме политической коммуникации. Автор, рассматривая политическую коммуникацию в части информационного устройства, акцентирует внимание на анализе количественного и качественного подходов к определению понятия «информация», характеризует взаимодействие и взаимовлияние управляющей и управляемой систем.

Ключевые слова: политический процесс, политическая информация, идеология, информационное пространство, процесс управления, системы управления.

В историческом процессе сложился набор когнитивно-информационных образцов или форм политического сознания, которые обеспечивают воспроизводство соответствующих ин-статутов. К ним относятся разнообразные образцы идеологий, чувств, ценностей, символов, доктрин, официальных норм и оппозиционных оценок. Их персонификация в представлениях различных акторов составляет содержание политического процесса. Суть его заключается в том, что посредством передачи и обмена сообщениями политические субъекты осуществляют коммуникативные акты с различными контрагентами и устанавливают с ними необходимые контакты и связи, позволяющие им играть различные политические роли. В свою очередь целена-

правленные контакты между людьми, обменивающимися и потребляющими разнообразные сведения, знания и сообщения, соединяют разные уровни политической системы, позволяют различным структурам и институтам власти выполнять свои специфические функции по управлению государством и обществом, обеспечивая воспроизводство социальной системы. Те образцы, которые выбираются политиками из потока разнообразных сведений для подготовки и принятия необходимых им решений в сфере государственной власти или исполнения функций, а также совершения сопутствующих действий, называются политической информацией.

В данном случае информация выступает и как предпосылка действий любого политического

Система политического представительства Великобритании в XVIII в Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Костенко Маргарита Анатольевна — Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Южный федеральный университет»; e-mail: [email protected]; 347928, г. Таганрог, пер. Некрасовский, 44; тел.: 88634311427; кафедра гражданского и корпоративного права; к.ю.н.; доцент.

Kostenko Margarita Anatol’evna — Federal State-Owned Autonomy Educational Establishment of Higher Vocational Education “Southern Federal University”; e-mail: [email protected]; 44, Nekrasovskiy, Taganrog, 347928, Russia; phone: +78634311427; of the department civil and corporate of law; cand. of jur. sc.; associate professor.

ББК 67.3

В.В. Клочков СИСТЕМА ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА ВЕЛИКОБРИТАНИИ В XVIII В.

Рассматривается анализ характерных черт системы политического представительства Великобритании XVIII века. Автор рассматривает эволюцию системы политического представительства в данный период как важное звено в процессе перехода от персональной монархии к парламентской. В числе важных элементов такой эволюции рассматривается перераспределение прерогативных полномочий, трансформация парламентских фракций и кабинета министров. В работе проводится связь между политической историей Великобритании XVIII века и созданием предпосылок конституционных механизмов политического участия современного типа. Внимание также уделяется обзору историографии по данной проблеме.

Политическое представительство; Великобритания; парламент; аристократия; монархия; избирательная система.

V.V. Klochkov A SYSTEM OF POLITICAL REPRESENTATION IN EIGHTEEN-CENTURY GREAT BRITAIN

This article analyses characteristic features of a system of political representation in eighteenth-century Great Britain. Author considers an evolution of a system ofpolitical representation in this period as an important stage in the process of transition from the personal monarchy to the parliamentary one. Among the important elements of this evolution author gives a consideration of redistribution of prerogative powers, transformation of parliamentary factions and the Cabinet. Paper draws our attention to the connection between political history of eighteen-century Great Britain and creation of conditions for constitutional mechanisms of modern political participation. An overview of the historiography on this subject is also focused on.

Political representation; Great Britain; Parliament; aristocracy; monarchy; electoral system.

В истории эволюции политической системы Великобритании XVIII в. занимает особое место. Политические потрясения предыдущего столетия уступили место достаточно спокойной эволюции. Однако, несмотря на достаточную изученность периода в целом, среди исследователей нет единства в отношении характера политических изменений, происходивших в этот период.

Обычно подчеркивается, что уже в конце XVII в. в стране был установлен политический режим конституционной монархии. В этом случае политическая история страны в XVIII в. рассматривается как совокупность прецедентов, способствующих формированию современных конституционных механизмов взаимодей-

ствия монархии, парламента и кабинета министров. Также прослеживается история формирования современных институтов политического участия, в частности, эволюция партийной системы и движение за реформу политического представительства, нашедшее свое наиболее яркое выражение в событиях 1832 г. [1, 40-41].

Более осторожный подход к проблеме основывается на том, что и после «Славной революции» монархия поздних Стюартов сохраняла персональный характер. Описание трансформации политических институтов в ходе событий 16881689 гг. как перехода от «абсолютной» монархии к «конституционной» рассматривается как некоторое упрощение. Монархия Вильгельма III и Марии имела источником своей легитимности парламентский акт. Это уже само по себе является крайне необычным в английской конституционной практике, всегда рассматривающей законодательство в качестве экстраординарной меры. Эта монархия оставалась персональной в том отношении, что пределы королевской власти устанавливались не парламентом, а королевской прерогативой, фиксированной в своих границах парламентскими актами там, где она затрагивала права и свободы подданных. Английское политическое устройство имеет своим фундаментом общее право, и принцип господства права служит формой конституции. Поэтому английская монархия в начале XVII в. может быть описана как конституционная с теми же основаниями, что и ее наследница после 1689 г. Английский парламент в это время не обладал какими-либо исключительными полномочиями, которые были бы неизвестны средневековым ассамблеям. Следует обратить внимание не столько на то, как часто собирается парламент, сколько на то, какую роль он выбирает в отношениях с короной в рамках ординарной королевской прерогативы. Также важно, какие прерогативы английской короны постепенно попадали по контроль парламента и начинали со временем рассматриваться, как его полномочия.

Поскольку парламентской монархией обычно именуется форма правления, при которой процесс назначения министров предполагает наличие консультационных механизмов между монархией и парламентом, а контроль за надлежащим исполнением ими своих обязанностей относится к сфере парламентских полномочий, то такая система в ходе «Славной революции» установлена не была. Поэтому более осторожный историографический взгляд исходит из того, что эволюция политической системы страны в XVIII в. может быть описана как постепенная трансформация институтов власти и политического участия в направлении от персональной к парламентской монархии [4, 118-132; 12, 376-384].

Главным элементом эволюции политической системы в данном направлении стал постепенный переход ряда прерогативных полномочий монархии в руки парламента, связанный с постепенным формированием принципа ответственности правительства. Кроме того, прекращение обращения короны к прерогативному праву вето и использование парламентского большинства как надежной опоры достижения необходимого результата при решении самых различных вопросов текущей политики стали важными аспектами такой эволюции. Появление в парламенте прообразов политических партий, оформленных в виде аристократических фракций, использующих влияние при дворе в качестве одного из ключевых инструментов текущей политики, а также оформление кабинета министров в качестве органа, относительно самостоятельного в процессе принятия политических решений, дополняли картину очень сложной эволюции английской политической системы в XVIII в. Парламентская процедура способствовала оформлению системы «парламентского» правления, но оформление современной конституционной системы было связано с реформой политического представительства, проведенной в 1832 г.

Система политического представительства в XVIII в. отличалась исключительной традиционностью. В своих основных чертах она оформилась на рубеже XIII-XIV вв. и к исследуемому времени сохранилась практически неизменной. Правом посылать своих представителей в нижнюю палату парламента обладали графства и некоторые города. При этом уже в XVIII в. стали очевидны характерные особенности системы политического представительства, благодаря которым английский парламент, будучи важнейшим институтом политической власти в английской конституционной системе, фактически представлял сам себя.

Прежде всего, английские и ирландские графства посылали в парламент по два представителя, независимо от числа избирателей. Между тем, к концу XVIII в. их количество колебалось от 17 тысяч человек в Йоркшире до 609 в Ратленде. Демографический рост второй половины XVIII в. привел к тому, что города с числом избирателей более 5 тысяч, имели такое же представительство в парламенте, как и «гнилые местечки», в которых число избирателей не превышало 10-12 человек. Хрестоматийный пример — городок Гаттон в графстве Саррей, имевший лишь шесть избирателей. Естественно, выборы в таких местечках было легко контролировать, чем активно пользовались крупные земельные собственники.1 Ситуация оставалась таковой и в начале XIX в. Даже знаменитый премьер-министр первой трети XIX в. Р. Пиль, по сути дела, никогда не сталкивался с проблемой публичных парламентских выборов: в 1809 г. он был избран от ирландского «карманного местечка» Кашел Сити благодаря патронажу Артура Уэллесли [11, 28].

С другой стороны, быстрый рост населения в новых промышленных регионах Северной и Центральной Англии, привел к тому, что диспропорции парламентского представительства между промышленным севером и аграрным югом страны становились просто вопиющими. Графство Ланкашир с населением в 1,3 миллиона человек в парламенте представляли 14 депутатов, а Корнуолл, в котором не проживало и 0,3 миллиона человек, имел в парламенте 42 депутата, т. е. втрое больше.

Право голоса на выборах в городах предоставлялось, в зависимости от местных традиций, различным категориям населения. Сюда входили получившие свободу по средневековому городскому праву (freeman boroughs), обладатели земельной или иной недвижимой собственности в черте города (burgage boroughs), плательщики местных налогов (scot and lot boroughs), домохозяева (potwalloper boroughs) или члены городских корпораций (corporation boroughs). Все это делало избирательную систему в городах чрезвычайно сложной и запутанной [15, 52-53;

12, 376-384; 2, 9-13]. Насколько далека была подобная система политического представительства от современных стандартов, свидетельствует то обстоятельство, что в 1781 г. из примерно 8 миллионов населения Англии и Уэльса избирательным правом пользовались едва ли 0,3 миллиона человек. Даже накануне парламентской реформы 1832 г. избирательным правом обладали 366.250 человек из общего числа населения в 14 миллионов человек, т.е. не более 5-7 % взрослого мужского населения страны [12, 380].

Крайняя ограниченность числа избирателей дополнялась тем обстоятельством, что основным способом избрания депутатов было открытое голосование. Это предоставляло широкие возможности для местной аристократии в осуществлении контроля за ходом и результатами голосования, а также для оказания давления на избирателей, которое широко применялось при голосовании в «гнилых местечках» (rotten boroughs). Случалось, что имеющие права голоса лица предпочитали вообще уклониться от участия в выборах в том случае, если их политические предпоч-

1 О том, как выглядела процедура выборов в середине XVIII в. см.: [3].

тения не совпадали с пристрастиями местного патрона. Не в последнюю очередь такое поведение было связано с желанием избежать негативных последствий волеизъявления [1, 42; 6, 78]. К началу XIX в. число «гнилых местечек» достигало 200 из 658 мест в палате общин в целом, т.е. почти каждое третье место целиком зависело от пристрастий местной аристократии [8, 122; 20, 228-229; 5, 88-92]. Только в каждом десятом из таких округов число избирателей превышало 1.000 человек. В каждом шестом округе число избирателей составляло от 500 до 1.000 человек, в остальных же округах количество избирателей редко превышало 100 человек. Таким образом, примерно 150 мест в палате общин могли считаться полностью зависимыми от политических пристрастий местных лендлордов и фактически были устранены от реального политического соперничества [1, 42; 12, 379].

Еще одним показательным моментом, характеризующим корпоративный характер системы политического представительства до парламентской реформы 1832 г., является количество избирательных округов, в которых имело место соперничество кандидатов на выборах. Из 243 английских избирательных округов в период с 1784 по 1831 г. максимальное количество случаев, когда имело место соперничество кандидатов, не превышало 70-75, т. е. едва ли каждое третье место в парламенте становилось источником столкновения интересов внутри политической элиты. Только на выборах 1818 и 1826 гг., имеющих принципиальное значение, этот показатель доходил до 90-95 мест, в прочих же случаях он мог опускаться до 50-55 мест. Это означало, что политическая борьба велась только за каждое пятое место в парламенте [8, 124].

Политический контроль аристократии над процессом формирования парламента проявлялся и в том, что крупные лендлорды, на землях которых располагалось несколько избирательных округов, обладали возможностью конвертировать контроль выборного процесса в политическое влияние. Есть все основания полагать, что такой «электоральный ресурс» ценился очень высоко: места в парламенте открыто продавались и покупались, будучи весьма ценной собственностью. Известно, что средняя цена одного парламентского кресла на протяжении XVIII в. возросла как минимум втрое и составила в первой трети XIX в. примерно £ 5.0006.000 [19, 35; 1, 42-43].

По всей видимости, представление о том, что парламентские выборы в XVIII в. оказывали стимулирующее влияние на политическую жизнь страны, имеет мало общего с действительностью. Так, на выборах в 1761 г. борьба велась только за 42 места из 203, принадлежащих городам, и только за 4 из 40, предоставленных графствам. По-видимому, именно такая ситуация была нормой, а не исключением из правила. Многие места, принадлежащие городам, как уже отмечалось, рассматривались фактически как собственность тех, кто их занимал [4, 123].

Система политического представительства, основанная на корпоративных связях, органично дополнялась развитой системой патронажа внутри парламента. На протяжении XVIII в. количество мест в нижней палате парламента, кандидатов на которые определяли члены палаты лордов, постоянно возрастало. Конечно, сложно говорить о достоверной статистике, но, согласно данным, приведенным одним из наиболее известных исследователей проблем парламентского патронажа Дж. Кеннона, в 1705 г. пэры контролировали 105 мест в палате общин. В 1747 г. эта цифра возросла до 167 мест, а в 1784 г. — до 197 мест. На протяжении XVIII в. число парламентариев, связанных с пэрами клиентскими узами, возросло вчетверо. В 1784 г. 304 из 558 членов палаты общин были так или иначе связаны с пэрами. Не будет преувеличением сказать, что церемонии открытия парламентских сессий во времена Георгов напоминали семейные встречи [4, 123-124; 7, 104-115, 122].

Корона и кабинет министров, таким образом, всегда имели необходимый резерв из «гнилых местечек», который мог быть задействован в нужный момент для обеспечения необходимой политической поддержки. Владельцы таких местечек могли продавать голоса избирателей в обмен на выгодную синекуру или политическое покровительство. «Гнилые местечки» служили не только способом обеспечения политического влияния, но и средством обогащения [1, 43].

Подобная система политического представительства ставила нижнюю палату парламента в зависимость от лордов. Члены парламента, избираемые от «гнилых местечек», были так или иначе зависимы от политических предпочтений патрона, поскольку именно он организовал проведение выборов и их необходимый результат, нередко оплачивая все неизбежные в такой системе издержки. Хотя клиентские связи вовсе не означали прямую зависимость от патрона, однако обстоятельство, что именно они обеспечивали должное поведение парламентариев при проведении голосования по ключевым вопросам текущей политики, не подлежит сомнению [18, 354].

Таким образом, система представительства как один из институтов политического участия, существовавшая в XVIII в., превращала парламент в институт политической власти, представляющий не столько избирателей, сколько политическую элиту страны как таковую. Есть все основания предполагать, что политическое представительство было организовано таким образом, что позволяло примерно двум тысячам семей контролировать всю текущую политическую повестку.

Что касается королевской прерогативы, то корпоративное политическое представительство служило главной гарантией от чрезмерной финансовой зависимости королевской власти от произвольных решений парламентариев. Корона избегала такой зависимости, распределяя между ними свое покровительство. Подобно тому, как Тюдоры двумя столетиями ранее обеспечивали себе гегемонию на национальном уровне, используя систему патронажа, так и Ганноверы стремились придать стабильность правительству, тщательно «формируя» парламент. В контексте отсутствия конституционного конфликта между короной и представительством регулярные парламентские сессии становились скорее благом, а не злом. В правление «великолепных Георгов» ни один парламент не отказывался вотировать необходимые короне субсидии и никогда не настаивал на их обязательном возмещении. В этом отношении парламент являлся посредником, при помощи которого корона выстраивала свои отношения с политической элитой [16, 204; 14, 305; 9, 42-118].

Существенным аспектом, способным пролить свет на характер персональной власти, которую сохранили за собой монархи ганноверской династии, является характер парламентского законодательства в XVIII в. Основную его массу составляли билли, лично внесенные членами парламента (personal bills). В течение столетия благодаря процедуре частных биллей (всего более 1.200) было подвергнуто огораживанию более трех миллионов акров земли, тогда как строительству каналов и дорог было посвящено не более сотни парламентских актов. Корона, в полном соответствии с традицией, практически не проявляла интереса к законодательной деятельности и редко требовала от парламента принятия новых законов. За весь XVIII в. не наберется и двух десятков случаев, когда такое использование прерогативных полномочий имело место. Исполнительная власть английской короны, если осторожно использовать более привычный сегодня термин, целиком и полностью вписывалась в рамки ординарной королевской прерогативы [17, 2-4;

13, 23-27; 10, 68-91].

Внимание большинства современных исследователей привлечено к исследованию недостатков системы политического представительства, основанной на личных и корпоративных связях. Между тем, до середины XVIII в. эта система в большинстве случаев оценивалась как имеющая некоторые достоинства. Главным из них была способность независимым от правительства кандидатам избираться в небольших избирательных округах. В сочетании с парламентской процедурой, предоставляющей оппозиции в стенах парламента широкий спектр возможностей, такая система действительно способствовала достижению консенсуса по текущим вопросам политической повестки [1, 75].

Однако уже в последней трети XVIII в. в полемике между тори и вигами начинают звучать обоснования необходимости реформы политического представительства. К тому времени становится очевидным, что ни положительные для оппозиции аспекты парламентской процедуры, ни возможность провести в парламент независимых от правительства кандидатов не искупают фундаментальных пороков системы. Чрезвычайно ограниченный круг избирателей, коррупция и злоупотребления на выборах лишали политическую элиту возможности формировать адекватную политическую повестку именно тогда, когда роль парламента в политической системе оказалась как никогда велика. Иначе говоря, уровень политической ответственности представительства в период существования «парламентской» монархии оказался слишком высок для существующей системы политического представительства [10, 88-90].

В последней трети XVIII в. в нижнюю палату парламента вносилось несколько биллей, предполагающих более или менее значительные изменения в системе политического представительства. В мае 1783 г. У. Питт-младший внес в парламент законопроект, предполагающий «не изменить, но обновить дух Конституции так, чтобы не нарушить ее существующую форму». Предполагалось предпринять ряд мер, способствующих искоренению коррупции на выборах, создать специальный комитет палаты общин для рассмотрения вопроса о том, какие из «гнилых местечек» следует лишить права посылать представителей в парламент, а также увеличить численность нижней палаты. Законопроект был провален во втором чтении (293 голоса против 149 в поддержку правительственных мер). Через два года У. Питт-младший вновь предложил реформировать систему политического представительства. На этот раз предлагалось лишить права посылать своих представителей в парламент 36 «гнилых местечек», предоставив их избирателям финансовую компенсацию. Высвободившиеся 72 места предполагалось передать графствам и Лондону, предоставив избирательное право копигольдерам, платившим s40 годового налога, а также арендаторам. Этот законопроект также не был поддержан, правительственное меньшинство при этом составило 74 голоса (248 голосов против 174) [12, 376] 2

В мае 1797 г. лорд Грей вносит предложение об увеличении представительства графств с 92 до 113 мест, предоставлении избирательного права копигольдерам, платившим s40 годового налога и арендаторам, а также домохозяевам (potwal-loper boroughs) в городах, регулярно платившим местные налоги. Этот законопроект также ждала незавидная судьба: в его поддержку был подан 91 голос, тогда как число противников правительственных мер составило 256 человек. Наконец, предложение лорда Дж. Рассела в апреле 1822 г. лишить 100 «гнилых местечек» второго места в парламенте, передав высвободившиеся места графствам и новым горо-

2 Характерно, что идея «выкупить» право посылать представителей в парламент была аналогична практике, используемой парламентом в XVII в., когда он предполагал купить некоторые из королевских прерогатив.

дам, до этого не представленным в парламенте, было провалено во втором чтении большинством в 105 голосов (164 голоса за предложение оппозиции и 269 голосов сторонников правительства против) [12, 376-377].

Таким образом, период конца XVII — начала XIX вв. стал поворотным моментом в эволюции системы политического представительства. Именно тогда произошел постепенный переход от персональной монархии к парламентской, и были заложены предпосылки трансформации системы парламентского правления в конституционные механизмы и структуры политического участия современного типа. Многие аспекты политической истории этого периода обретают совершенно особую эвристическую ценность, если признать, что переход от абсолютной монархии к конституционной представлял из себя не одномоментный акт, но достаточно растянутый во времени процесс.

Система политического представительства, существовавшая в XVIII в., превращала парламент в институт политической власти, представляющий не столько избирателей, сколько политическую элиту страны как таковую. Политическое представительство было организовано таким образом, что позволяло элите контролировать всю текущую политическую повестку. Корпоративное политическое представительство служило главной гарантией от чрезмерной финансовой зависимости королевской власти от произвольных решений парламентариев. Корона избегала такой зависимости, распределяя между ними свое покровительство. Элементы современного конституционного механизма, постепенно кристаллизующиеся в системе парламентской монархии во второй половине XVIII в., не могли играть ключевой роли, поскольку представительство в парламенте еще не было связано с современными демократическими механизмами.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. АйзенштатМ. П. Британия Нового времени. Политическая история. — М., 2007. — 203 с.

2. Айзенштат М. П. Британский парламент и общество в 30-40-е гг. XIX в. — М., 1997. — 397 с.

3. Айзенштат М. П. Выборы в графстве Оксфорд 1754 г. // Британские исследования. Вып. 3. / Под ред. И.М. Узнародова. — Ростов-на-Дону, 2010. — С. 307-322.

4. Хеншелл Н. Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени. — СПб., 2003. — 272 с.

5. Abstract of British Historical Statistics / Ed. by B. R. Mitchell & P. N. Deane. — L., 1962.

6. Bowring J. Autobiographical Recollections of Sir John Bowring. — L., 1877.

7. Cannon J. Aristocratic Century. — Cambridge, 1984.

8. Cannon J. P. Parliamentary Reform, 1640-1832. — L., 1973.

9. Clark J. C. D. English Society, 1688-1832. — Camdridge, 1985.

10. Clark J. C. D. Revolution and Rebellion. — Cambridge, 1986.

11. EastwoodD. Peel and the Tory Party Reconsidered // History Today. — 1992 (March). — Vol. 42.

12. EvansE. J. The Forging of the Modern State, 1783-1870. — L., 1995.

13. GreggE. Queen Anne. — L., 1984.

14. Kamen H. European Society, 1500-1700. — Hutchison, 1984.

15. Lowe N. Mastering Modern British History. — L., 1995.

16. Miller J. The Potential for «Absolutism» in later Stuart England // History. — 1984. — № 69.

17. Pares R. King George III and the Politicians. — Oxford, 1953.

18. Peers, Politics & Power: The House of Lords, 1603-1911. — L., 1986.

19. Russell J. Recollections and Suggestion, 1813-1873. By John Lord Russell. — L., 1875.

20. Seymour C. Electoral Reform in England and Wales. — L., 1915.

Статью рекомендовал к опубликованию д.ю.н., профессор А.Ю. Мордовцев.

Клочков Виктор Викторович — Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Южный федеральный университет»; e-mail: [email protected]; 347928, г. Таганрог, пер. Некрасовский, 44; тел.: 88634311427, 89286167321; кафедра теории права; зав. кафедрой; к.и.н.; доцент.

Klochkov Viktor Viktorovich — Federal State-Owned Autonomy Educational Establishment of Higher Vocational Education “Southern Federal University”; e-mail: [email protected]; 44, Nekrasovskiy, Taganrog, 347928, Russia; phones: +78634311427, +79286167321; the department of theory of law; head the department; cand. of hist. sc.; associate professor.

УДК 34

В.С. Назарова

ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ В КООРДИНАТАХ

«ТРАДИЦИЯ-МОДЕРНИЗАЦИЯ»: ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ МОДЕЛЬ В ИСТОРИЧЕСКОЙ РЕТРОСПЕКТИВЕ

Сделан анализ теории модернизации как распространенной объяснительной модели, ее становления, теоретического оформления и эволюции. Рассмотрена историография понятия модернизации с позиций двух подходов. Автор анализирует осмысление модернизации как научную парадигму, с одной стороны, и как историческую категорию, понимаемую как определенный исторический процесс либо как комплекс институциональных преобразований в эпоху Нового времени, с другой стороны. Также автором отмечены основания для критики теории модернизации и направления ее совершенствования на рубеже веков.

Модернизация; традиция; современность; институты.

V.S. Nazarova

EVOLUTION OF POLITICAL INSTITUTIONS IN THE COORDINATES «TRADITION-MODERNIZATION»: EXPLANATORY MODEL IN HISTORICAL PERSPECTIVE

The paper analyses theory of modernization as widespread explanatory model, its emergence, theoretical formulation and evolution. The article examines the historiography of the concept of modernization from the standpoint of the two approaches. Author analyses reflections on modernization as the scientific paradigm, on the one hand, and as the historical category, understood as a specific historical process or a set of institutional reforms in the Modern Age, on the other hand. Author also states basis for the critics of the theory of modernization and trends for its improvement at the turn of the centuries.

Modernization; tradition; modernity; institutions.

Изучение характера и направленности социальных и политических изменений является одной из ключевых проблем исторического познания. Замечание известного французского историка-анналиста Ж. ле Гоффа о том, что историк всегда предпочитает человеческие существа абстракциям, но не в состоянии понять их иначе, чем в рамках тех социальных и политических систем, в которых они жили, имеет совершенно особое значение в этом отношении [1]. Осмысление социально -политических трансформаций в различные исторические эпохи породило различные объяснительные модели как линейной эволюции, так и циклического развития социальных структур и политических институтов.

Основные события XVIII века

Культура и искусство Англии 18 века

Благодаря своеобразию географического положения, политического и экономического развития Англия занимала несколько обособленное место среди европейских стран, хотя и находилась в постоянном взаимодействии с ними. В пору формирования капиталистических отношений Англия опережает многие страны Европейского континента политической зрелостью. На 18 век приходится расцвет национального английского искусства, связанный с общим подъемом английской культуры, особенности которой определялись буржуазной революцией 1640–1660 годов.

В предшествующие периоды английское искусство не переживало таких длительных и мощных периодов расцвета, как итальянское в эпоху Возрождения или передовые национальные школы Европы 17 века. Но английская культура дала миру такого гения, как Шекспир, таких философов, как Томас Мор или Френсис Бэкон. В изобразительном искусстве Англии ведущая роль долгое время принадлежала иностранцам: в 16 веке – Гансу Гольбейну Младшему, а в 17 – Ван Дейку. Гораздо значительнее были достижения в области национальной архитектуры, которую представляли такие выдающиеся мастера, как Айниго Джонс в первой половине 17 века (его крупнейшая постройка – величественный Банкетинг-хаус в Лондоне) и Кристофер Рен – во второй половине 17 века (автор собора святого Павла в Лондоне).

В 18 веке английская школа живописи выдвигает плеяду талантливейших мастеров и занимает одно из первых мест в Европе. Победа буржуазной революции способствовала ликвидации остатков феодальной раздробленности и вызвала бурный рост производительных сил. В Англии создаются предпосылки для промышленного переворота конца 18 века. Ограничив власть короля, буржуазия в союзе с земельной аристократией заняла господствующее положение в стране. В соответствии с практическим характером ее деятельности приобрело более трезвые и реалистические формы их мировоззрение. Развитие получили точные науки, материалистическая философия, классическая политическая экономия, движение Просвещения с идеей «естественного человека».

Самые смелые достижения творческой мысли в послереволюционной Англии проявились в литературе, в произведениях Свифта («Путешествие Гулливера») и Дефо («Робинзон Крузо»). Они нашли воплощение и в творчестве крупнейших английских художников.

История зарубежного искусства ►

Хронология Британии 18 века — Британский журнал | Официальный журнал Visit Britain

Популярная политика в 18 веке

В этой статье Мэтью Уайт обсуждает, от карикатур, отражающих общественное мнение, до уличных беспорядков, о том, как большинство грузин, не имевших права голоса, занимались политикой и выражали свое недовольство.

На протяжении всего грузинского периода политические права простых мужчин и женщин были крайне ограничены.Право голоса имели только мужчины, обладающие значительным имуществом или богатством — это составляло около 200 000 человек, что составляло лишь небольшую часть населения. Многие члены парламента были избраны, чтобы представлять «гнилые районы» — это были районы, в которых лишь горстка избирателей имела совершенно непропорциональное представительство в парламенте. С другой стороны, многие крупные города, такие как Манчестер, которые быстро расширялись в результате миграции и индустриализации, вообще не имели представительства в Вестминстере до принятия первого Закона о реформе в 1832 году.

Взяточничество и разврат на банкете, посвященном предвыборной кампании вигов, в

Это изображение изображает насилие, чревоугодие и взяточничество во время предвыборного банкета среди сторонников партии вигов.

Условия использования Стандартные условия использования Британского музея
Хранится © Попечителями Британского музея

Хотя большинство британского населения не имело права голоса, влияние общественного мнения было чрезвычайно сильным.Воля народа выражалась по-разному. Ведущие политические фракции того периода — виги и тори — подвергались бесконечным издевательствам и высмеиванию, например, в печати, и, как и сегодня, репутация могла быстро расти и падать в соответствии с общественным мнением. Большинство политиков безжалостно высмеивали в карикатурах ведущих художников, таких как Джеймс Гилрей и Томас Роулендсон, и существовал огромный рынок политических брошюр, книг, баллад и газет.

Карикатура, высмеивающая «длинную речь» политического деятеля вигов Ричарда Бринсли Шеридана, 1788 г.

Шеридан был известен своими длинными и хорошо произнесенными речами.

Условия использования Public Domain

Сатирическая карикатура, показывающая богатство, накопленное в результате колониального господства в Индии, 1788 год.

Здесь Гилрэй демонстрирует свое мастерство в сатире, высмеивая Уоррена Гастингса, губернатора Бенгалии, чье высвобождение финансов у индийских правителей с целью обогащения британского правительства позже привело к его импичменту в парламенте за коррупцию.

Условия использования Public Domain

Политические взгляды также выражались более прямо. Беспорядки были привычной чертой повседневной жизни как в городах, так и в сельской местности, и многие люди стали опасаться силы «мафии».Акции толпы были особенно сильны в Лондоне, где люди регулярно бросали камни в экипажи ведущих политиков или освистывали непопулярных министров. Иногда толпы заставляли домовладельцев зажигать окна в честь политических или военных побед, а вокруг их политических героев формировались огромные толпы. В 1780 году, после того как правительство приняло закон, дающий католикам больше политических прав, тысячи людей в течение недели бунтовали в Лондоне в знак протеста. Католики подверглись нападению, и католическая собственность была разгромлена.Все основные тюрьмы Лондона были сожжены дотла, а Банк Англии подвергся нападению. Король Георг III был вынужден призвать армию, чтобы восстановить порядок, и в результате последовавшего насилия было убито более 200 человек. Инцидент стал известен как Гордонские бунты.

Газетный репортаж о беспорядках в Гордоне, 1780

Бунты Гордона в июне 1780 года, по мнению некоторых историков, были самым близким к полномасштабной революции в Британии.

Условия использования Public Domain

Военная карта с указанием районов дислокации войск во время беспорядков в Гордоне, 1780 г.

Более 15 000 солдат были вызваны в Лондон в июне 1780 года для подавления бунтов Гордона.

Условия использования Public Domain

Беспорядки из-за удорожания продуктов питания также происходили регулярно. В 1766 году рост цен на зерно вызвал волнения в британской деревне. В Уилтшире были разграблены продовольственные магазины, и было призвано более 3000 солдат для разгона толпы.Беспорядки и беспорядки также часто происходили во время производственных споров или забастовок. Например, в 1760-х годах сотни ткачей шелка в Лондоне восстали из-за иностранной конкуренции и безработицы, вызванной использованием новых ткацких технологий.

Отчет о восстаниях лондонских шелкоткачей из

Одним из последствий быстрой индустриализации в грузинский период стал рост народных протестов, вызванных экономическими изменениями ценой человеческих жизней.

Условия использования Public Domain

Главный вопрос заключается в том, почему в Британии не произошла политическая революция, подобная той, которая произошла в других частях Европы. Бунты и протесты против истеблишмента были, безусловно, серьезными в Великобритании в конце 1700-х годов, но они никогда не приводили к фундаментальным потрясениям.Ответ, возможно, можно найти в том факте, что отношения между разными социальными классами были в основном стабильными. Рабочий класс оставался основой промышленной революции, и его права и обычаи обычно признавались власть имущими. К 1790-м годам многие протесты рабочего класса также направлялись через более формальные политические организации, которые оказались очень эффективными в достижении политических перемен мирными средствами.

Французская революция

Французская революция 1789 года имела серьезные последствия в Великобритании.Новости о событиях по ту сторону Ла-Манша первоначально вызвали большой сочувственный интерес и побудили многих политических радикалов агитировать за собственные политические реформы в Великобритании. Однако для других Французская революция представляла серьезную политическую опасность. Это вызывало серьезную обеспокоенность в британском правительстве и проиллюстрировало потенциально серьезные последствия социальных волнений в стране.

Газетный отчет о начале Французской революции

Эта современная статья показывает, что новости о Французской революции вызвали неоднозначную реакцию.

Условия использования Public Domain

Ситуация во Франции привела к тому, что в 1790-х годах в Великобритании был принят ряд мер, направленных на ограничение политического протеста. Это был период великих репрессий в стране, которую премьер-министр Уильям Питт назвал «царством террора».Был принят ряд правовых мер для ограничения деятельности политических радикалов, в том числе ограничение политических собраний, запрет публикаций, предположительно изменчивых, и широкое использование шпионов и информаторов. В то же время по всей стране были сформированы крупные ассоциации лоялистов, присягнувшие короне.

«Смерть французского короля» из лондонского пакета

Успех Французской революции, описанный здесь, вызвал растущее недовольство британского правительства вигов.

Условия использования Public Domain

В 1793 году Великобритания — в коалиции с другими европейскими государствами — была втянута в войну с Францией. Большую часть следующих 22 лет Великобритания находилась в почти постоянном состоянии войны, что привело к серьезным нагрузкам на ее национальную экономику.Угроза вторжения французских войск на юг вызвала панику по всей стране и вызвала волну антифранцузских настроений, захлестнувшую страну. В деревнях и городах по всей стране были призваны к оружию тысячи мужчин, были сформированы десятки любительских добровольческих отрядов. К концу века почти 400 000 человек были готовы к неминуемому вторжению французов — это более чем вдвое превышало численность постоянной армии. Эти впечатляющие линии национальной обороны сохранятся до окончательного поражения Наполеона в 1815 году.

Огромные армии добровольцев-любителей объединились, чтобы создать силы защиты от угрозы французского вторжения. Их ободряли такие брошюры, как эта.

Условия использования Public Domain

Эта статья также доступна на сайте Discovering Literature: Restoration & 18th Century .

• По сценарию Мэтью Уайта

• Доктор Мэтью Уайт — научный сотрудник по истории в Университете Хартфордшира, где он специализируется на социальной истории Лондона в 18-19 веках.Основные исследовательские интересы Мэтью включают историю преступности, наказания и охраны правопорядка, а также социальные последствия урбанизации. Его последняя опубликованная работа посвящена изменению способов общественного правосудия в XVIII и XIX веках с особым упором на роль толпы в казнях и других судебных наказаниях.

18 век: ок.1700 — 1800

Социальная и семейная жизнь в конце XVII и начале XVIII веков

Введение

В период между 1670-ми и 1750-ми годами радикальные изменения изменили как общественную, так и частную семейную жизнь британцев.Повышенная грамотность в сочетании с Реставрацией привела британцев к более общественной жизни. Существовали также четкие классовые различия, которые преобладали в сферах как семейной жизни, так и внешней общественной жизни и образования. Новые разработки в сфере отдыха, коммерциализации и индустриализации также привели к трансформации как развлечений, так и доступных занятий. Вдобавок на сцену вышли новые модные тенденции. На этой странице исследуется социальная структура Британии, ее влияние на жизнь, как частную, так и общественную, а также новые события, изменившие способ проведения людьми своего досуга.Между богатыми и бедными существовал явный разрыв, который проявлялся почти во всех аспектах жизни, но были определенные области, где класс не имел значения.

Семейная жизнь

Семейная жизнь людей была разделена двумя различиями: роли мужчин и роли женщин и социальный класс. В целом, мужчины были кормильцами, обеспечивая доход семье, в то время как матери отвечали за домашнее хозяйство. Эта роль становилась все более заметной с увеличением богатства, так как с этим приходилось управлять большим имуществом.Брак также был очень тесно связан с социальным классом; женщины редко выходили замуж за низшие социальные ступени. Это также имело серьезные социальные последствия для семейного наследия и репутации среди сверстников.

Роль женщин и мужчин

В 17-18 веках женщинам приходилось выполнять различные роли в домашнем хозяйстве. Они несли ответственность за ведение домашнего хозяйства, а за более богатые семьи — за прислугу. Женщины или матери также несли ответственность за воспитание и образование своих детей.Кроме того, они отвечали за приготовление пищи и кормление семьи. Для этого от женщин требовалось хорошее образование в области лечебного и кулинарного использования трав и растений, рукоделия, чтения и письма. В общем, у женщин было очень мало прав, и они подвергались угнетению со стороны патриархата. Работа по дому была особенно утомительной из-за отсутствия современных методов уборки. Ожидалось, что женщины будут ухаживать за садом, готовить для семьи, заботиться о детях и следить за тем, чтобы потребности их мужей были удовлетворены.Мать семьи часто имела много детей, потому что немногие дети могли выжить в раннем детстве. Как правило, у большинства матерей было до восьми детей в надежде, что некоторые из них выживут и смогут работать в семье. В то время серьезной проблемой был высокий уровень младенческой смертности. Средняя продолжительность жизни в Англии составляла 39-40 лет. Предполагалось, что если мужчина или женщина достигнут 30 лет, они, вероятно, проживут только еще 20 лет. Уровни младенческой и детской смертности в конце 17-го и 18-го веков серьезно повлияли на среднюю продолжительность жизни.В общей сложности 12-13% детей умрут в течение первого года своей жизни из-за таких осложнений, как болезни, травмы и родовые травмы. Мужчины обычно отвечали за все финансовые дела, связанные с домашним хозяйством, и выполняли большую часть работы, чтобы материально поддержать семью. Для мужчин было обычным делом быть хорошо образованным и работать вне дома. Патриарх принимал решения от имени семьи, например, может ли его жена работать вне дома и могут ли дети посещать школу.Он был владельцем всего имущества и денежных ценностей в семье, и женщины редко выступали против своего мужа или разводились с ним. Детей учили подчиняться патриарху. Первая половина 18 века была неспокойным временем для прав женщин. Хотя женщины могли работать, они не пользовались почти всеми удобствами и правами, как мужчины. Женщины не могли голосовать, владеть землей в браке, учиться в университете, получать равную заработную плату, заниматься многими профессиями и даже сообщать о серьезных случаях домашнего насилия. Женщины, которые были сочтены слишком аргументированными или радикальными, могли терпеть жестокие и унизительные общественные наказания.

Брак
Из-за важности земли дочери представляли большую проблему для семей, владеющих землей. Помимо вдов, немногие женщины владели землей, и многие дочери, конечно, не получали ее, поэтому при замужестве у них не было имущества. Кроме того, для семей было важно поддерживать социальный статус, а это означало, что дочь никогда не выходила замуж за кого-то более низкого положения.Мамы и папы потратили много времени на поиски наилучшего супруга для своего ребенка, чтобы принести пользу семье. В результате семьи обычно давали дочери приданое, которое состояло из крупной суммы денег. Эти брачные переговоры были одними из самых тяжелых испытаний для матери и отца, поскольку на карту было поставлено семейное наследие и наследие. Затем возникла другая проблема: идеи индивидуализма, разума и романтической чувствительности начали быстро развиваться в начале века, что привело к тому, что дочери захотели выбирать себе мужей.Для бедных семей при заключении брака не так много было поставлено на карту, что уменьшало давление. Невозможно передать бедность друг другу или потерять какой-либо социальный статус в результате брака, поэтому мужчины и женщины могут свободно выбирать, кого они хотят.

Семейная жизнь после брака
Многие вопросы и проблемы возникли в процессе заключения брака по договоренности. Английское общество было строго патриархальным — женщины должны были находиться под опекой мужчины на протяжении всей своей жизни.Концепция нуклеарной семьи, строго контролируемой мужчинами, начала распространяться после усиления пуританского влияния в 17 веке. ИСТОЧНИК? Это постепенно уменьшалось в 18 веке, как отмечают Лехмберг и Хейк в книге The People of the British Isles: 1688-1870, «Разумность и терпимость, отстаиваемые в конце семнадцатого и начале восемнадцатого века, смягчали некоторые из резких интенсивность пуританской семьи и привела к более дружеским отношениям между мужьями и женами, а также к более нежной заботе родителей о своих детях »(56).Хотя эта новая абстракция «товарищества» начала расти, все еще оставалось много семей, первоочередной задачей которых была социальная мобильность. Многие из богатых людей игнорировали своих детей, потому что им позволяло их огромное состояние. В более бедных семьях было непредсказуемо, каковы были структура и отношение внутри семьи; это может быть опасно, согревать или безразлично. Другой проблемой для малообеспеченных семей, как упоминалось ранее, является повышенная младенческая смертность. Тем не менее, это в основном компенсировалось высокой частотой родов, которая часто компенсировала этот аспект.По большей части эти домохозяйства, от богатых до бедных, владели какими-то животными. У высшего класса была коллекция животных, от собак до лошадей, с посторонним случаем, когда у некоторых были домашние обезьяны. У среднего класса в основном были кошки и птицы, а также собаки, которые могли защищать дом. В более бедных семьях в основном были животные, которые могли обеспечить их едой, такие как коровы, свиньи и гуси.

Развод и раздельное проживание
Развод проводился через парламент и был длительным и чрезвычайно дорогостоящим процессом, предназначенным в основном для буржуазии.Между 1700 и 1749 годами было зарегистрировано только 13 случаев развода. Женщина не могла самостоятельно подать на развод, и измена мужа не являлась основанием для этого. Это разделение могло производиться по частному соглашению или в публичном церковном суде.

Низший / средний класс
Жизнь средней семьи в Англии конца 17 века была простой, пусть и утомительной. Многие жили в однокомнатных или двухкомнатных домах, которые часто были переполнены большими семьями, а также квартирантами, которые делили свое жилое пространство.Женщины обычно рожали от восьми до десяти детей; однако из-за высокой смертности вырастили только пять или шесть детей. Дети из средних и бедных семей начали работать очень рано, иногда даже в семилетнем возрасте. В основном они работали на фермах пастухами, пастухами или подмастерьями и часто для этого уходили из дома. Дочери этих семей оставались дома, часто помогая матриарху в доме, пока не нашли мужа и не создали собственную семью. Старший сын каждой семьи тоже оставался дома, чтобы унаследовать ферму.Концепция наследования часто была источником напряженности для многих семей. Средние и бедные семьи в Англии конца 17-го века еще не могли позволить себе водопроводную воду, которая была редкостью для купания. Из-за антисанитарного образа жизни в этих семьях были очень распространены вши и паразиты.

Высший класс
Богатые семьи в Англии конца 17 века пользовались гораздо большей роскошью, чем средние и бедные семьи. В отличие от сельской собственности средних семей, богатые жили в красивых пригородах или деревнях.Дома начали проектироваться так, чтобы отображать и хвастаться богатством проживающих в них семей. Впервые богатые наслаждались роскошью водопроводной воды в своих домах. В этих домах жили семьи в среднем из десяти и более человек. Женщины из этих семей несли ответственность за то, чтобы все работало гладко. Они отвечали за слуг и управляли имением, если мужа не было рядом. Они были настолько вовлечены в дела своих мужей, что «часто, когда торговец писал завещание, он оставлял свой бизнес жене, потому что она могла им управлять» (Lambert, p.#?).

Сходства между семьями в обоих классах
Несмотря на различие в экономическом статусе, между богатыми и средними или бедными семьями было много общего. В обеих семьях браки были скорее коммерческой сделкой, чем отношениями. В Англии 17 века любовь не была фактором брака. Женщины обычно выходят замуж в возрасте чуть больше двадцати лет. Браки по договоренности заключались в основном за такие ресурсы, как деньги и земля.Ожидалось, что мужчина будет избивать свою жену, и это не считалось проблемой. У детей также не было близких отношений со своими родителями, братьями и сестрами. Высокая младенческая смертность была распространенной проблемой и причиной того, что у многих женщин было много родов, но меньше детей.

Трудовые отношения
В сельскохозяйственных семьях мужчины, по большей части, берут на себя большую часть дохода домохозяйства.Семья была прежде всего патриархом; они контролировали каждый аспект дома. Женщины должны были действовать как подчиненные. Мужчины выполняли самую утомительную работу на поле, такую ​​как расчистка, вспашка, посев семян, сбор урожая и обмолот. Это было также с помощью их сыновей и наемных рабочих. Женщинам помогали их дочери или служанки во всем, начиная от вязания; уборке; ухаживать за животными; обучению детей. Они должны были взять на себя большую часть внутренней работы по дому, поскольку это обычно считалось женской работой.
В семьях владельцев магазинов мужчины и женщины работали в магазине. В кустарных семьях жена по-прежнему отвечала за уборку дома, но иногда она наблюдала за рабочими. На женщин оказывалось большое давление из-за «экономических реалий» 18 века — некоторые работавшие женщины стали проститутками, актрисами, шахтерами и тюремщиками. Источник??

Социальная жизнь

Как и в случае с более личной семейной жизнью, жизнь в публичном спектре часто определялась социальным классом.Более обеспеченные группы могли отдавать своих детей в частную школу, что большинство людей в то время еще не могли себе позволить. Это сделало разрыв в образовании значительным в тот период и затруднило более бедным людям Британии продвижение по социальной лестнице. Однако некоторые вещи пронизывают все общество, независимо от класса; и театр, и, позднее, возрастающая роль организованных видов спорта были доступны всем и наслаждались ими.

Социальные классы
Идея статусной иерархии или «социального класса» была ключевой отличительной чертой 18 века.Эта иерархия определила все в обществе и навсегда запечатлела их судьбу. Среди различий в этих классах были отношения, которые проявлял каждый из них. Бедные могли провести всю свою жизнь, пытаясь подняться по социальной лестнице и достичь некоторой формы богатства и «классового статуса», но этих мужчин и женщин высмеивали и жалели из-за отсутствия у них социальной грации. Независимо от того, что ставили в сетку для людей с более низким статусом, все равно сохранялась иерархия и чувство лояльности по отношению к вышестоящему обществу.Единственный способ подняться в этот период — владеть землей. Помещики обладали властью и влиянием. Это затрудняло продвижение по социальной лестнице, поскольку покупка земли даже в те дни считалась роскошью.

Структура социального класса
Состоятельные землевладельцы
Это была самая влиятельная группа, составлявшая наименьшую часть населения. В него входили самые важные представители аристократии и оруженосцы.
Джентри
Сюда входят те, кто получил хорошее воспитание, но не был так важен, как высший эшелон богатства.Сюда входили: джентльмены, купцы, богатые торговцы и состоятельные производители.
Йомен
Йомен — это те, кто владели своей землей и обрабатывали ее. Их также больше называют «собственниками».
Средний класс
Новая ступенька социальной лестницы стала известна, так как процветающий средний класс составлял около 15% населения. В верхний средний класс входили определенные профессионалы и торговцы. К низшему среднему классу относились ремесленники, лавочники и торговцы.
Плохо работающие
Это составляло почти 25% населения, включая всех, кто работал в сельской местности, выполнял черную работу, а также «городскую рабочую бедноту», которая работала в сельской местности.
Черные британцы
Хотя они составляли небольшую часть населения, черные рабы существовали и были острой проблемой в начале половины века. Их труд делал товары доступными и дешевыми, но идея рабства как зла была чрезвычайно распространена.Однако, несмотря на протесты, труд и торговля продолжались до его отмены в 1833 году.

Хотя эта классовая структура почти всегда устанавливалась с рождения и сильно защищалась теми, кто уже был введен в высокое социальное положение, для людей с более низким статусом не было невозможным прорваться. Все в основном подчинялись тому же своду законов, что и все остальные, и некоторые привилегии для правящих классов дошли только до этого. Собственность была ключом к богатству и власти, и ее можно было покупать.Итак, любой мужчина может накопить состояние и землю и начать подниматься по социальной лестнице; и любая семья может потерять все свое состояние и потерять свое социальное положение.

Лондон и рынок труда

Лондон в то время был крупнейшим, наиболее коммерциализированным и промышленно развитым городом Англии. В начале века в нем проживало около полумиллиона жителей, и с тех пор он будет только расти.Можно было встретить любой бизнес, от торговых лавок до пивных, и люди были столь же эклектичными, как и торговля с многочисленными лицами, такими как: богатые и их слуги, трактирщики, нищие, врачи, проститутки и карманники. Благородные и простые люди ходили по одним и тем же улицам, создавая великолепную картину общественной жизни 18 века. К сожалению, большую половину века улицы, по которым они шли, были ужасающе залиты грязью и грязной водой, которая хлынула из верхних окон.Конский навоз и человеческие отходы также были обычным явлением на улице. Для высшего класса ели новые продукты, такие как бананы, ананасы и шоколад. Чай и кофе также были представлены по мере того, как появлялись новые интересные напитки и кафе, что помогало экономике и рынку труда.

Образование
Богатых детей, как мальчиков, так и девочек, отправляли в мелкую школу, как в дошкольное учреждение. Однако только мальчики ходили в начальную школу или гимназию, в то время как девочки из старших классов обучались.Некоторые матери учили своих дочерей в среднем классе, пока не стали открываться школы-интернаты. Этих девочек часто учили письму, музыке и рукоделию. В то время как мальчики изучали больше академических предметов, считалось, что девочек нужно изучать только те предметы, которые больше соответствуют способностям. В гимназиях мальчики ходили в школу примерно с 6-7 утра до примерно 5 вечера. Им позволяли перерыв на обед, но если они действовали неконтролируемо, их наказывали ударами березовых прутьев по голой заднице.

Одежда
Женская одежда
Наряду с льняными рубашками и рубашками женщины также надевают «шубки» или корсеты. Большую часть века эти удушающие устройства считались необходимостью для хорошей осанки. Ноги женщины обычно были прикрыты нижней и верхней юбкой и имели «ложный крестец», который обычно делали из пробки. Но вскоре в этом веке (с 1713 по 1740 год) появились «веерные обручи», которые выталкивали ткань со всех сторон. Были аргументы как за, так и против этих хитроумных платьев.Скептики жаловались, что из-за них женщины изо всех сил стараются передвигаться и разрушают комфорт, но те, кто их поддерживает, настаивали на этом ke

пт мужчин на «целомудренной дистанции». Женщины из всех слоев общества переняли новый стиль. С каждым годом женские волосы менялись от больших до мелких, от волнистых до завитых. Кепки пользовались огромной популярностью у большинства женщин и имели кружево по краям. Женские туфли и чулки оставались довольно традиционными: белые и черные чулки со шнуровкой и туфли на высоком каблуке с острым носком.И не так уж редко, как сегодня, у модниц было множество аксессуаров, которые менялись местами между разными перчатками, часами, масками и украшениями.

Мужская одежда
Мужская одежда уже не так популярна, как женская. Мужчины носили в основном мягкие стрижки, в то время как некоторые носили парики, которые в начале века имели тенденцию быть длинными. Шляпы различались по ширине и обычно носились среди этих париков. Костюмы из трех частей также преобладали на сцене мужской моды, включая пиджак, жилет и брюки в качестве предметов первой необходимости.В этих костюмах мужчины носили черные кожаные туфли с чулками под ними. В начале века мужская одежда включала также рубашку с оборками и жилет поверх нее. Пальто представляли собой более длинные жилетки с богатыми, демонстрирующими множество различных особенностей, в то время как рабочий класс демонстрировал гораздо более простые детали. На улице один джентльмен носил плащи, которые впоследствии вышли из моды. Под всем этим у мужчины были бреши.

Свидания и социальное взаимодействие
Свидательная жизнь женщин в 18 веке начала меняться, поскольку они имели больше права голоса в своих браках и свадьбах.Именно в это время умерла идея жениться на том, кого устроили ваши родители, и идея жениться на личной привязанности и начала занимать ее место. Средний возраст женщин, вступающих в брак, составлял 22 года по сравнению с десятилетиями ранее, когда они были намного моложе. Мужу также нужно было не только заплатить приданое семье невесты, но и приготовить надел для счастливой пары. Такие вещи, как: жилье, одежда, перспектива приличного дохода и сбережений. В среднем мужчины в это время вступали в брак в 26 лет, ища в женщине определенные качества, которые можно было бы рассматривать как его будущую жену.Эти качества включали: типичную домашнюю жену горничной, матери и опекуна, а также молодую женщину, которая была мудрой и имела достойное святое происхождение.

Развлечения
Спорт

Англичане любили отдых на природе, когда дело касалось спорта. Иногда стрельба из лука и прыжки с шестом становились частью повседневной жизни людей. Катание на коньках в зимние месяцы было чрезвычайно распространено, а в летние месяцы преобладали плавание и водные виды спорта.Катание на лодках с целью рыбалки, пикников и наблюдения за регатами было очень популярно. В осенние месяцы охота играла большую роль во многих жизнях, где главной дичью были отдельные птицы. Скачки документировались с 1709 года, пока в 1750 году не был официально основан Жокей-клуб. Многие осуждали скачки из-за того, что они отвлекали от работы, которую необходимо было провести, но протест практически не имел никакого эффекта. Ближе к середине века крикет стал приобретать все большую популярность благодаря своей жизнеспособности как среди мужчин, так и среди женщин всех классов.Наряду с крикетом, другие организованные виды спорта включали теннис, гольф и боулинг.

Пьесы
Почти всем нравился театр, будь то просмотр его в городе, поездки в компании или выступление в собственном доме. Величайшей пьесой страны столетия была «Опера нищего» Джона Гэя, поставленная в 1728 году. Это была едкая социальная сатира, в которой участвовали бедные, а богатые — отчуждены.Премьер-министр Роберт Уолпол очень его не любил, сумев отомстить с помощью Закона о лицензировании, который заставил пересмотреть пьесы и подвергнуть актеров аресту за участие в неприемлемых пьесах. С ростом популярности театров многие театры отремонтировали и дали несколько спектаклей. Публика была разнообразной, и большую часть времени они были грубыми до такой степени, что бросали актерам продукцию, если они были недовольны увиденным.

Другие развлечения
Художественные выставки были еще одним источником удовольствия для людей всех возрастов.Восковые фигуры, скульптуры и картины были популярны. Публичные ярмарки пользовались огромной популярностью и длились от двух до шести недель. Фейерверки, музыка, спектакли, бои животных, соревнования по еде и азартные игры — все это можно было найти на различных ярмарках. Собрания и балы давали молодым людям возможность ухаживать за ними. Плата за вход позволяла отсеивать очень бедных и отличать остальных по их социальному классу. Женщинам нравился аспект танцев и сплетен о мужчинах, которые присутствовали на церемонии, а матерям нравилась идея сватовства всего этого.Клубы и общества предлагали в основном мужчинам место для встреч с людьми, имеющими общие интересы. В кофейнях собирались некоторые из величайших мыслителей 18 века и обсуждали все, от спорта до философии. Gentleman’s club представлял собой более эксклюзивную мужскую кофейню. Масоны были основаны в 1717 году и к концу века включали в себя большинство членов королевской семьи мужского пола. Азартные и карточные игры стали другими крупными источниками развлечения для публики. Было очень распространено делать ставки на различные спортивные соревнования, когда иногда за один присест можно было проиграть огромные суммы денег.Правительство не хотело наказывать своих членов, которые играли в азартные игры, поэтому это усложняло жизнь владельцам игровых домов из рабочего класса. Делали ли они ставку или нет, в игры играли все. Наиболее заметными из них являются нарды, шахматы, шашки и криббидж. Некоторые из наиболее жестоких форм развлечения заключались в пытках животных и драках, когда многие собирались вокруг, чтобы увидеть последовавшую бойню. Популярным зрелищем была «травля», когда связывание животных и отправка собак за ними было обычным делом.Сражения между людьми считались хорошим развлечением, включая появление бокса и борьбы. Алкоголь также стал популярным в это время, и самым популярным напитком был джин. Он был дешевым и простым в изготовлении, и для его продажи не требовалась лицензия, что делало его популярным в то время. Обратной стороной спиртных напитков с нижней полки было то, что они влияли на ваше здоровье. Многие люди сильно страдали от переизбытка джина, но для многих бедняков он стал для них почти утешением.Люди высшего класса обычно никогда не беспокоились о таких вещах, как домашний джин, потому что они могли позволить себе алкоголь лучшего качества.

Литературные ссылки: В основном тексте ссылок нет. стр.

«Театр XVIII века». Музей Виктории и Альберта, Digital Media [email protected]. Музей Виктории и Альберта, 2013. Интернет. 13 мая 2013.

Олсен, Кирстин. Повседневная жизнь в Англии 18 века. Вестпорт, Коннектикут: Гринвуд, 1999. Печать.

Ламберт, Тим.«Жизнь в 17 веке».

Лемберг, Стэнфорд Э. и Томас Уильям Хейк. Народы Британских островов: Новая история. Бельмонт, Калифорния: Wadsworth Pub., 1992. Печать.

«Жизнь в Европе 17 века». Жизнь в Европе 17 века. N.p., n.d. Интернет. 05 декабря 2016.

«Жизнь в гостиной 1600-2000». Стр. 1-3- Geffrye UK. Британский библиотечный совет, без даты. Интернет 02 дек.2016. Интернет.

«Сделай свой путь как женщина в Англии восемнадцатого века.«Пробей себе путь как женщина в Англии восемнадцатого века». N.p., n.d. Интернет. 05 декабря 2016.

«Воспитание детей в начале 17 века: демография. «Плантация Плимут. Plymouth Ancestors, без даты. Интернет. 22 ноября 2016 г. Web.

Ссылки на СМИ

«Секс и брак в западном мире 18 века». Такое верное сердце. N.p., 6 апреля 2010 г. Web. 14 мая 2013 г.

«Уильям Добсон (1611–1646, англ.)». Я РЕБЕНОК. N.p., 09 ноя 2013. Web. 01 декабря 2016 г.

«Историческая хронология — 17-18 века». Выращивание нации История американского сельского хозяйства. N.p., 2014. Web. 01 декабря 2016 г.

Динейко, Анджей и Д. Литт. «Трущобы и трущобы в поздневикторианском Лондоне.Викторианская сеть. Эд. Польша. N.p., n.d. Интернет. 07 декабря 2016 г.

«Женская одежда. История английской одежды в конце 17–18 веков». Мичиганский университет. N.p., n.d. Интернет. 14 мая 2013 г.

«Европа XVIII века до Французской революции — История дизайна одежды». История дизайна одежды. N.p., n.d. Интернет. 01 декабря 2016 г.
http: // historyoffashiondesign.com / 18-го века-европа-до-французской-революции /

Саруди, Барбара Уэллс. «Боулинг-Грин и автомат в саду». Ранние американские сады. N.p., 07 сентября 2013 г. Web. 1 декабря 2016 г.

«Сбор бремени». Сборник бремени | Редкие книги и специальные коллекции. N.p., 21 июля 2015 г. Web. 01 декабря 2016 г.

Статистика международной торговли восемнадцатого века | Каирн.info

27 Ядро этого специального выпуска составляют анкеты по двадцати трем странам. В них представлена ​​подробная информация о торговой статистике и балансах из двадцати семи областей. На Карте 1: Покрытие тома (за исключением стран, обсуждаемых в разделе «отсутствующие страны»), можно увидеть, что в целом эти области охватывают большую часть европейской территории. С помощью существующей вторичной литературы мы смогли собрать информацию по восьми дополнительным областям, которые мы собрали в специальный раздел, посвященный «пропавшим странам».Можно считать, что девять из этих тридцати пяти стран регулярно собирали всеобъемлющие торговые балансы в течение восемнадцатого века. Это Бавария, Англия, Франция, Габсбургская монархия, Ирландия, Шотландия, Швеция, США и Венеция. Еще девять стран предоставили случайные данные по торговому балансу: Генуя, Милан, Неаполь, Португалия, Испания, Польша, Пруссия, Россия и Швейцария (Берн). Шесть других — Австрийские Нидерланды, Данциг, Гамбург, Норвегия, Sound Toll и Соединенные провинции — зарегистрировали подробные торговые потоки, но эта информация не была включена в торговый баланс.Наконец, существуют лишь разрозненные данные о внешней торговле оставшихся одиннадцати стран: Китая, Дании, Ганновера, Японии, Ливорно, Османской империи, Папской области, румынских княжеств, Сардинии, Испанской Америки и Вюртемберга. Мы суммировали эту информацию в Таблице 1: Покрытие объема и Карте 2: Доступность торговых данных.

28 Как видно из этой карты, именно в Германии информация о торговых потоках практически отсутствует. Маленькие немецкие государства, составлявшие большую часть Священной Римской империи, с их запутанными границами и небольшими административными средствами не могли регулярно собирать данные о торговых потоках.Более того, этими штатами управляли люди, обученные камералистской традиции, и их больше интересовал сбор информации о природных ресурсах штатов, чем об их торговле. [10] Это было подкреплено тем фактом, что лишь небольшая часть государственных доходов была основана на внешних таможенных налогах. То же самое и в швейцарских кантонах. Наконец, как видно из Таблицы 2: Резюме приведенных ниже вопросников, качество информации, предоставляемой источниками, сильно различается от одной географической единицы к другой.

29 Налоги на торговлю лежат в основе всей ранней торговой статистики, представленной в этом томе. Эти налоги требовали учета независимо от того, были ли они платными (Звук), пошлинами за конвой (Гамбург, Соединенные Штаты), таможенными пошлинами (почти повсюду). Записи были необходимы для проверки того, что на самом деле собирали агенты на местах, например, в случае юридических споров между ними и налогоплательщиками. Государство также использовало записи для мониторинга фирм или учреждений, которые собирали налоги вместо него.Важность этих налогов для доходов государства различается в разных странах. Хорошо известно, что они составляли большую часть доходов английского государства, в то время как они были менее важны для государств с большими территориями, таких как Франция, Испания и особенно Австрийская империя. Однако налоги на внешнюю торговлю составляли значительную долю доходов для большинства государств раннего Нового времени. Более того, поскольку международная торговля неуклонно росла в течение всего восемнадцатого века, прибыль от налогов на торговлю увеличивалась в абсолютном значении.

30 В ряде случаев записи о налогах на торговлю оказались очень полезными для реконструкции структуры торговых потоков, входящих и исходящих из одного политического пространства: Гамбурга, Неаполя, Соединенных провинций и т. Д. Более того, даже когда эти записи были потеряны, Простой перечень таможенных тарифов может хотя бы дать приблизительное представление о типе товаров, которые были проданы (см. анкеты по румынским княжествам и Испанской Америке). Однако учетных данных о налогах на торговлю обычно недостаточно для восстановления целостного образа торговых потоков восемнадцатого века, особенно такого, который позволяет провести тщательный исторический и количественный анализ.Во-первых, это громоздкие дела, которые трудно преобразовать в удобную форму для количественных экономических историков, о чем свидетельствуют трудности очень амбициозного проекта, касающегося Звука или норвежских данных. Во-вторых, они часто бывают в плохом состоянии. Эти массы бумаг либо регулярно выбрасывались (см. Пример миланской статистики), либо не пережили исторических бедствий, таких как Французская революция. [11] В-третьих, в отчетах о налогах на торговлю отсутствует значительный объем соответствующей информации.

31 Мошенничество и контрабанда не регистрировались, и, кроме того, мы знаем, что в некоторых случаях (например, в США и Гамбурге) данные о безналоговой торговле собирались либо плохо, либо вообще не собирались. Еще более проблематичным является тот факт, что цены на товары, облагаемые количественными пошлинами (известными как «особые пошлины»), регистрировались редко.

32 К счастью, значительное число европейских стран попытались собрать данные о торговле и синтезировать их в торговых балансах. Эти статистические карты обычно создавались на национальном уровне, за исключением Габсбургской империи, где большая часть экономического управления, включая учет внешней торговли, была децентрализована на региональном уровне.В некоторых странах торговые балансы рассчитывались всего на несколько лет по инициативе либо частных лиц (Берн, Милан и Неаполь), либо государства (Испания, Польша, Пруссия и Россия). В других случаях это были более систематические и долгосрочные усилия, проводимые государством (Австрийские Нидерланды, Франция, Габсбургская империя, Португалия, Швеция, Великобритания, США и Венеция). Обоснование создания этих торговых балансов было различным. Частные лица создали их либо как дополнение к общему описанию государства (как в Неаполе), либо как вклад в текущие политические дебаты (как в Милане).Следовательно, они обычно публиковались или, по крайней мере, широко распространялись в то время. С другой стороны, государство использовало их в основном в качестве вспомогательного средства для выработки политики, особенно в контексте переговоров по международным торговым трактатам. Следовательно, они не были ни напечатаны, ни широко распространены. В последнем случае небольшое количество изготовленных копий означало, что потеря или рассредоточение некоторых оригинальных документов имели место в нескольких случаях, например, в Португалии и Франции. Тем не менее, даже с этими частичными потерями, они представляют собой гораздо лучшую отправную точку для восстановления структуры международной торговли, чем учет налогов на торговлю.

33 Тем не менее, следует сказать, что торговые балансы были не лучше, чем налоговые записи в отношении контрабанды и мошенничества: поскольку налоговые отчеты были основой для создания синтетических документов, любая информация, отсутствующая в первых, не появлялась во вторых. Следовательно, не облагаемый налогом импорт не учитывался в торговых балансах Соединенных Штатов, и в синтезе Соединенного Королевства для оценки использовались неизменные официальные цены. Точно так же французский синтез не включал торговлю со всей Францией.Тем не менее, в некоторых случаях для полноты картины были исследованы дополнительные данные. Авторы представили свои оценки недостающих цен (США), а иногда они даже просили продавцов проверить их цифры (Милан). В некоторых случаях государство ввело в действие сложную систему обмена данными для получения цен от торгового сообщества (Франция). При этом французское бюро торгового баланса создало источники, которые были как местными, так и стандартизированными. Центральные власти в Габсбургской монархии использовали цены, которые отличались от цен местных властей, но мы мало знаем о точном процессе.Наконец, необходимо отметить, что в ходе внутренних дебатов о последствиях Соглашения об Эдеме французское бюро торгового баланса предоставило оценки контрабанды и мошенничества в англо-французской торговле.

34 Пришло время углубиться в источники и обсудить некоторые повторяющиеся темы, которые позволят нам лучше понять, как эти источники могут быть использованы для реконструкции структуры международной торговли восемнадцатого века.

35 Источники, представленные в анкетах, относятся к разным типам геополитических единиц.Некоторые покрывают один порт, например Hambourg или Dantzig. Другие охватывают регион, который был либо независимой политической единицей, такой как Венеция, либо частью более крупной империи, такой как австрийская Фландрия. Некоторые другие охватывают империю или нацию (например, Франция, Англия).

36 Местные статистические данные лучше подходят для географического анализа (например, гравитационные модели), но поскольку они обычно представляют собой записи налогов на торговлю, с ними может быть трудно справиться (слишком микро, без стоимости / цен) и их трудно агрегировать. Национальные статистические данные проще использовать, но они обычно обходят некоторую информацию, содержащуюся в местных данных.

37 География также важна, когда мы рассматриваем, включает ли политическая / географическая единица значительную сухопутную границу (с экономической точки зрения), поскольку можно было бы ожидать, что контрабанда легче по суше, чем по морю, поскольку контрабандист получает большую гибкость в выбор своих маршрутов.

38 Несмотря на то, что фискальные проблемы сыграли решающую роль в стимулировании институциональной воли к измерению межрегиональных / международных торговых потоков, существует четкое различие между тем, собирались ли данные местными или национальными учреждениями.Данные, собранные на различных местных уровнях, можно агрегировать и преобразовывать таким образом, чтобы они обеспечивали своего рода торговый баланс для страны-региона-порта. Но они не были записаны по этой причине; они обычно составлялись для финансовых целей.

39 Большинство штатов, которые в восемнадцатом веке установили торговый баланс, руководствовались целями меркантилизма. Это самоочевидно на примере Англии и Франции, двух великих экономических держав того времени; но Португалия, Пруссия, Испания, Швеция и другие подражали этим примерам.Данные, полученные на национальном уровне, были более согласованными (единицы измерения, ряды и т. Д.), А персонал, который их собирал, был, вероятно, более компетентным. Только данные, собранные на национальном уровне, действительно могут называться данными торгового баланса.

40Основная цель нашего проекта — побудить экономистов-историков создать общую основу для измерения данных о международной торговле в Европе. Однако, чтобы сравнить данные из разных источников и, что еще лучше, создать общий шаблон, мы должны найти способ решить проблему цены.Действительно, в некоторых статистических данных цены просто отсутствуют (Австрийские Нидерланды). В других они устанавливались на длительные периоды времени независимо от реальных цен (Англия). Иногда сосуществовали несколько разных цен, будь то местные или национальные цены (например, империя Габсбургов). Чтобы решить эту загадку, необходимо решить три проблемы. Необходимо найти общую меру между различными единицами денежных счетов. Они могут быть конвертированы в граммы серебра по номинальной стоимости благодаря существующим знаниям о ранних валютах современности.Было бы сложнее сделать то же самое для единиц количества и попытаться уменьшить их до килограммов, метров и литров. Статья Вернера Шельтьенса по этому вопросу является хорошей иллюстрацией трудностей, лежащих в основе такого предприятия. Самой сложной задачей было бы найти общую процедуру расчета или пересчета цен, которая была бы экономически удовлетворительной. Одна из возможностей — использовать один набор цен (например, цены в Амстердаме) и рассчитать премию, которая будет включать стоимость фрахта и страхования, рассчитанную на основе существующих цен, а затем условно рассчитать цены в других портах Атлантики.Аналогичный вариант возможен и для Средиземноморья (возможно, с использованием цен Марселя или Генуи). Однако при этом остается нерешенным вопрос о ценах на землю, поскольку эти районы экономически удалены от моря.

41Важно подчеркнуть, что доступный набор данных сильно ограничивает объем экономических и исторических проблем, которые могут быть решены. Возьмем один крайний пример: у нас есть только несколько сальдо торгового баланса штата Милан (1762, 1766-7, 1769, 1778 и 1790), каждый с разными наборами информации (например,г., только данные 1766-7 имеют описания стран происхождения / назначения). В целом, эти документы представляют собой интересную картину экономики Милана во второй половине восемнадцатого века, но трудно представить, что они позволят нам пойти намного дальше.

42 Один набор вопросов, который кажется весьма многообещающим, касается географической экономики. Это особенно актуально для наборов данных, созданных торговыми портами (например, Норвегия). На национальном уровне двусторонние сравнения могут быть весьма информативными.Хотя сравнение крупных экономик, таких как Франция и Англия, может быть первым, что приходит на ум, пары небольших стран, таких как Португалия и Швеция, также могут дать интересные выводы. Двусторонние сравнения в сочетании с навигационными данными могут облегчить гораздо более четкую оценку масштабов контрабанды и влияния политических событий, таких как войны или торговые соглашения.

43 Когда доступны длинные временные ряды, было бы весьма интересно вычислить индикаторы специализации торговли, такие как относительный вклад в торговый баланс.Это могло бы дать ссылку на тему экономического развития.

44 Наконец, наличие торговой статистики для многих стран может позволить использовать зеркальные торговые потоки для изучения торговли из недостающих источников. Например, у нас очень мало информации о торговле Королевства Сардиния, экономический центр которого находился в Пьемонте. Однако ситуацию в этой стране можно было бы приблизительно оценить, используя торговую информацию из Франции, Генуи и Милана.

45 Как отметил Хуберт Эскейт, одним из первых международных проектов сотрудничества в области торговой статистики было объединение различных типологий товаров, используемых в разных странах.Как и статистики девятнадцатого века, мы считаем, что для обеспечения значимых двусторонних и / или многосторонних сравнений первым шагом было бы создание единой базы данных для наименований товаров, единиц физических и денежных единиц измерения (последняя — проще первых двух) в разных наборах данных. Такая универсальная база данных позволит наборам данных «общаться друг с другом».

46 Для этого возможны два подхода. Во-первых, мы можем попробовать комплексный подход, создав базу данных, которая включает названия всех отдельных товаров, их описания и переводы на другие европейские языки, то же самое делается для физических / денежных единиц измерения.С одной стороны, преимущество очевидно: мы могли согласовать программу с проектами морской истории, такими как Navigocorpus. С другой стороны, сомнительно, чтобы это можно было сделать в разумные сроки: для этого потребуется огромная команда людей с разным опытом, что подразумевает большое количество проблем и трудностей с координацией. Однако возможна ограниченная версия, например, та, которая концентрируется на создании описаний и инструментов перевода, необходимых для сравнений.В этом случае важно, чтобы работа выполнялась в формате, который можно было бы легко адаптировать к самым многочисленным возможным типам исследовательских проектов.

47A Вторая возможность — сосредоточиться только на экономических вопросах. Тогда база данных будет следовать широким категориям, а не отдельным товарам, и будет содержать не отдельные цены, а стоимость торговли по каждой категории, выраженную в общей валюте. При таком подходе вопрос создания категорий (классификация отдельных товаров и их ценообразование) может быть делегирован «национальным командам», в то время как координация потребуется только для определения категорий и сравнения результатов.Эти два подхода не исключают друг друга. Первое следует рассматривать как долгосрочную цель, поставленную сетью различных национальных команд.

Глобальная сверхдержава: почему Британия превысила свой вес

Обращение вспять «упадка» Британии было общепризнанной целью политиков, выступающих за Брексит. Но, по их мнению, упадок — это в основном проблема разума. Джейкоб Рис-Могг в своем выступлении 27 марта 2018 г. обвинил Суэцкий разгром 1956 г. в постоянном подрыве уверенности в себе нации, так что «истеблишмент, элита решили, что ее задача — управлять упадком» и попытались «смягчить ситуацию». удар нисходящего вниз ».Это привело, по его словам, к «представлению, что это была Европа или крах», но вместо этого, добавил он, в результате Европа и провалились. Вот почему, настаивал Рис-Могг, Брексит жизненно важен для национального возрождения. Эту же линию провозгласил Борис Джонсон на посту премьер-министра Великобритании. Что нужно, так это «оптимизм», больше «уверенности в себе», больше «духа решимости». Короче говоря, в эту неразбериху нас втянули нехватка воли, а не недостаток силы. Но сила воли может вывести нас из этого положения.

Споры о упадке — это не просто навязчивая идея эпохи Брексита.Это почти неразрывно связано с подъемом любой нации к международной известности благодаря навязчивому образу имперского Рима. Историк Эдвард Гиббон ​​в конце своей классической книги История упадка и падения Римской империи (1776–1788) назвал крах Рима «величайшей, возможно, и самой ужасной сценой в истории человечества».

В 1900-х годах, столкнувшись с проблемами имперского перенапряжения и памятуя о повествовании Гиббона, политик-консерватор Джозеф Чемберлен призывал к консолидации империи как экономического блока в надежде на продолжение «из поколения в поколение силы, мощи и славы». британской расы ».Уинстон Черчилль, выступавший в 1930-х годах против идеи предоставления Индии самоуправления, винил в этом «болезнь воли», утверждая, что «мы жертвы нервного коллапса, болезненного состояния души». А Маргарет Тэтчер во время своей первой избирательной кампании в 1950 году подтвердила свое «искреннее желание снова сделать Великобританию великой».

Однако такие термины, как «величие» и «упадок», необходимо распаковать. Сегодня Великобритания остается одной из самых богатых и значимых стран мира.Хотя его место в мировом рейтинге несравнимо с временами викторианского превосходства, это неудивительно, и никакая сила воли не могла бы изменить ситуацию. Фактически, фиксация на «упадке», воспринимаемом как реальный или психологический, упускает из виду важный исторический момент: что действительно примечательно, так это история «подъема» Британии.

Великобритания стояла в авангарде великих волн европейской экспансии, которые сформировали мир между 1700 и 1900 годами: торговля и завоевание в 18 веке, промышленность и империя в 19 веке.Все эти движения были переплетены с прибыльной атлантической работорговлей — половина всех африканцев, попавших в рабство в XVIII веке, были перевезены на британских судах — и прибыль от этой торговли способствовала британской торговой и промышленной революции.

Основным преимуществом страны была относительно безопасная островная база в то время, когда еще была эпоха морской мощи. В отличие от таких соперников, как Франция и Пруссия / Германия, которые разделяли сухопутные границы с опасными соседями, Британия могла укрыться за Ла-Маншем — то, что Шекспир назвал «оборонительным рвом» страны.

Изолированность не гарантировала неприкосновенности — в 1588, 1804 и 1940 годах вырисовывались угрозы вторжения — но она освободила Британию от необходимости иметь большую постоянную армию, что было нормой на континенте. Однако королевский флот считался необходимым не только для защиты острова, но и потому, что Британия зависела от импорта продовольствия и сырья и нуждалась в защите своей морской торговли от каперов мирного времени и врагов военного времени.

Островное положение Великобритании давало ей хорошие возможности для извлечения выгоды из серии великих войн против Франции.В то время как французские лидеры от Людовика XIV до Наполеона Бонапарта должны были вести свои основные битвы на суше против континентальных врагов, Британия смогла отвлечь больше своих ресурсов на борьбу за глобальную империю. Семилетняя война 1756-1763 годов оставила британцам контроль над большей частью Северной Америки, и, хотя 13 колоний завоевали свою независимость во время следующей мировой войны 1776-83 годов, Великобритания удержала то, что стало Канадой и Британской Вест-Индией. Во время революционных и наполеоновских войн 1793–1815 гг. Британцам приходилось выдерживать угрозы вторжения и периоды экономической изоляции, но в конце концов они одержали полную победу.

После уничтожения французской морской мощи британский флот теперь рассредоточился по всему миру в ключевых стратегических точках от Гибралтара до Сингапура. Он также был главной колониальной державой мира — главенствующей в Индии, но также прочно закрепившейся в Австралии и Африке. Действительно, великую Британию сделал «мультипликативный» эффект империи. В начале ХХ века в Соединенном Королевстве Великобритании и Ирландии проживало всего 42 миллиона человек, тогда как в США — 76 миллионов, а в царской России — 133 миллиона.Однако, когда были включены жители заморских территорий Великобритании, арифметика выглядела иначе. На пике своего развития после Великой войны Британская империя занимала почти четверть поверхности суши и составляла примерно такую ​​же долю мирового населения, более 500 миллионов человек. На Францию ​​приходится всего 9 процентов поверхности суши Земли и 108 миллионов ее жителей. Во время Второй мировой войны Великобритания мобилизовала 5,9 миллиона человек в вооруженные силы, в то время как «белые доминионы» — Канада, Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка — собрали почти 2.5 миллионов, а Индия более 2 миллионов.

Способность Великобритании проецировать мощь через грозный флот и торговый флот основывалась на том факте, что она также была первой в мире индустриальной страной. Первоначальный производственный бум в стране был вызван торговлей хлопком. К 1830 году хлопок-сырец составлял пятую часть чистого импорта Великобритании, а хлопковые товары составляли половину стоимости ее экспорта. Следующим сектором роста стал сектор черной металлургии, стимулированный железнодорожной манией 1830–1840-х годов, а затем поддержанный британским доминированием в финансах и строительстве железных дорог по всему миру.К 1860 году страна, в которой проживало всего 2 процента населения мира, производила половину мирового производства чугуна и стали и обеспечивала 40 процентов мировой торговли промышленными товарами. Великобритания могла похвастаться самым большим ВНП (валовым национальным продуктом) в мире, несмотря на огромное неравенство благосостояния, а ее население обладало самым высоким средним доходом на душу населения.

Однако экономическое преимущество Британии должно было сократиться, когда процесс индустриализации распространился на страны с большим населением и большими ресурсами — Германию в конце 19 века, Америку в 20 веке и Китай в 21 веке.Соединенные Штаты и Народная Республика — страны размером с континент, извлекающие выгоду из огромной рабочей силы, богатых природных ресурсов и огромного внутреннего рынка, свободного от пошлин.

По мере того, как другие экономически догнали других, преобладающей реакцией Великобритании было закрепление существующих преимуществ. Это был ответ Джозефа Чемберлена: создать имперский торговый блок, чтобы защитить позиции Великобритании в текстильной и тяжелой промышленности. Более устойчивым, чем его «имперские предпочтения», был военно-морской промышленный комплекс страны, основанный на интегрированных сталелитейных, оружейных и судостроительных фирмах, таких как Vickers, Armstrong Whitworth и John Brown, а также на Королевских верфях, которые позже разрослись на танки, самолеты и ракеты.«Военное государство», используя термин историка Дэвида Эдгертона, имеет такое же значение в истории современной Британии, как и государство всеобщего благосостояния. А сеть глобальной морской торговли породила банки, страхование и другие финансовые услуги, построенные на стерлинге как мировой валюте. После упадка фунта стерлингов в 1960-х годах лондонский Сити адаптировал свои навыки к рынку евродолларов и развитию чрезвычайно прибыльного и слабо регулируемого оффшорного банковского сектора.

Но даже эти нововведения не могли предотвратить смещение глобального баланса сил против Британии.Международное соперничество усилилось с 1860-х годов (после полувека мира с 1815 года) с борьбой за Африку в 1880-х и 1890-х годах и попыткой раздела Китая на рубеже 20-го века. Новая Германская империя Отто фон Бисмарка, созданная победами над Данией, Австрией и Францией, стала величайшей военной державой на континенте. В 1871 году Бенджамин Дизраэли предупреждал, что «баланс сил полностью нарушен и страной, которая больше всего страдает… является Англия».Противостояние экспансии милитаристской Германии втянуло Великобританию в две мировые войны в первой половине 20-го века, унесшие более миллиона жизней.

Дизраэли предупредил, что «баланс сил полностью нарушен, и страной, которая больше всего страдает … является Англия.

На рубеже 20-го века также произошло затмение британского военно-морского превосходства. В 1883 году Королевский флот насчитывал 38 линкоров; в остальном мире их было 40.В 1897 году баланс сместился до 62 против 96. К этому времени Российская империя расширилась через Азию до Тихого океана, вызвав трения вдоль границ Британской Индии. Возникли и другие новые неевропейские державы. Япония осуществила индустриализацию и превратила свою экономическую мощь в военную мощь, победив Россию в войне, спровоцированной соперничающими имперскими амбициями в Северо-Восточной Азии в 1904–05 годах.

Рост этих соперников выявил тот факт, что Британия была, по сути, «искусственной мировой державой», если цитировать немецкого комментатора Константина Франца в 1882 году, потому что ее «территориальной основой» была «просто европейская страна», а ее ресурсы поступали из обширные колонии, связанные с родным островом только «нити флота».Британия не была такой обширной континентальной империей, как США или СССР (после того, как каждая из них преодолела кризис гражданской войны — в 1861–65 и 1917–22 соответственно). Во время Второй мировой войны германские и глобальные проблемы переплетались, что имело разрушительные последствия для Великобритании. Падение Франции в течение месяца в 1940 году оставило Адольфа Гитлера доминирующим в континентальной Европе; Надежды Великобритании на победу теперь зависели от Соединенных Штатов. И триумф нацистов подтолкнул Италию и Японию к вступлению в войну, вынудив Королевский флот противостоять трем противникам, когда у него было достаточно морской мощи только для борьбы с двумя.

Британский имперский блеф был окончательно разоблачен зимой 1941-1942 годов. Перл-Харбор спровоцировал японский блицкриг в Юго-Восточной Азии, который подорвал доверие к европейским империям. Изображения неуклюжих британских офицеров в мешковатых шортах, подписывающих капитуляцию Сингапура, а затем идущих в японские лагеря для военнопленных, разлетелись по всему миру, разрушив образ расового превосходства, на которое опиралась британская власть. И паническое предложение независимости Индии во время кризиса 1942 года пришлось выполнить после войны, начав похожий на домино процесс деколонизации.

Британские солдаты сдаются японцам в Сингапуре в 1942 году. «Изображения неуклюжих офицеров в мешковатых шортах, идущих в японские лагеря для военнопленных, разрушили образ британского расового превосходства», — говорит Дэвид Рейнольдс. (Фото Пола Поппера / Popperfoto через Getty Images / Getty Images)

Лето 1940 года — героическая эвакуация из Дюнкерка и победа в битве за Британию — доминирует в стандартном национальном повествовании Великобритании о Второй мировой войне, в то время как влияние имперских катастроф 1941–1942 годов в значительной степени игнорировалось.Однако в глобальной истории страны «Сингапур» имеет гораздо большее значение, чем «Суэцкий канал».

Менялись и технологии ведения войны. В эпоху воздушной мощи, а затем и баллистических ракет, изоляция Британии значила гораздо меньше. Враждебные государства теперь могли перепрыгивать через «ров» Ла-Манша. А в атомный век Британии не хватало средств для отражения или даже сдерживания агрессоров. Следовательно, он полагается на ведущую послевоенную сверхдержаву мира, Соединенные Штаты, и на зонтик безопасности Вашингтона в виде Атлантического альянса.Так называемое «независимое» ядерное сдерживание Великобритании зависит от ракетных систем США — сначала Polaris, а затем Trident.

Все это не означает, что Британия не имеет отношения к мировым делам. По сей день это единственный европейский член Западного альянса, кроме Франции, который сохраняет способность проецировать власть за пределы зоны НАТО. Несмотря на то, что точные рейтинги постоянно меняются, в 2017 году он был 10-м крупнейшим экспортером и 5-м крупнейшим импортером и входит в тройку лидеров как по внутренним, так и по исходящим иностранным инвестициям.Результатом является положение во власти и богатстве, которое можно было бы ожидать от постколониального государства с его размером, населением и ресурсами. А история, культура и язык страны представляют собой огромные активы «мягкой силы».

Рабочие протестуют против заявления Tata Steel от 2016 года о том, что она покидает Великобританию. «Плохо управляемая деиндустриализация — причина многих проблем, с которыми сталкивается современная Британия, — утверждает Дэвид Рейнольдс. (Фото Бена Бирчелла — Пул WPA / Getty Images)

Но это холодное утешение, если вы одержимы словом «G», версией «истории нашего острова», в которой рассказывается о былом величии, не понимая, как и почему это произошло.Особенно, если вы не в состоянии оценить роль империи в историческом богатстве и могуществе Британии. С такой точки зрения любое чувство нахождения на одном уровне со странами, которые «мы» побеждали в прошлом, особенно с Германией, делает относительный упадок ужасным унижением.

Какое место в этой истории может занять Брексит? Мы не знаем, и на то, чтобы выяснить это, потребуются годы. Ни у одной из сторон референдума 2016 года не было детального плана «выхода» из ЕС. «Leave» был блестящим PR-слоганом, но он не касался сложности выхода страны из международной организации, в которую Великобритания вовлечена почти полвека.Брексит — это не то, что лидер может доставить, как посылку или пиццу. На это уйдут годы.

И слово «G» не помогает. Беспорядок Брексита с 2016 года привел к разделению Великобритании (и Шотландия, и Северная Ирландия проголосовали за то, чтобы остаться), при этом ее вера в себя подорвана, а ее глобальный имидж стабильности и здравого смысла сильно запятнан. У лидера может возникнуть соблазн попытаться «снова сделать Великобританию великой» с помощью военной мощи и дипломатического баланса. Но, возможно, в 21 веке потребуются другие определения национального «величия».

Теперь Великобритания может похвастаться властью и богатством, которые можно ожидать от постколониального государства с ее размером, населением и ресурсами.

Одним из драйверов Брексита было чувство отчуждения от столичной элиты. Это отражало доминирование Лондона на протяжении всего периода мирового расцвета Британии как центра государственного управления, финансов, торговли и высокой культуры. И это также было свидетельством упорного пренебрежения экономической диверсификацией к северу от Мидлендса после того, как основные отрасли промышленности Великобритании — сначала текстильная и угольная, а затем сталелитейная и автомобильная — были подорваны глобальными конкурентами.Историк-экономист Джим Томлинсон утверждал, что «деиндустриализация», а не «упадок» — это наиболее подходящая повествовательная структура для британской истории после 1945 года.

Правительства обеих основных партий серьезно не рассмотрели эту проблему. Они не продвигали новые формы занятости, когда в городах, зависящих от угля, стали или текстиля, была закрыта их основная промышленность. Им не удалось развить навыки, необходимые для гибкой трудовой жизни, особенно в экономике роботов. И они не обратились к «дефициту преданности» Англии, выявленному процветанием децентрализованных правительств в Шотландии и Уэльсе.

Brexit мало что сделает, чтобы Британия снова почувствовала себя великолепно, если политики проигнорируют отчуждение, лежащее в основе голосования в 2016 году. А для этого требуется более четкое, менее шаблонное представление о том, откуда мы пришли, чтобы представить, куда мы должны двигаться. Это означает, что нужно относиться к прошлому не как к оправданию ностальгии, а как к стимулу к будущим действиям. Или, по выражению Черчилля, «трамплин, а не диван».

Дэвид Рейнольдс — профессор международной истории Кембриджского университета.Его последняя книга, Island Stories: Британия и ее история в эпоху Brexit , только что была опубликована Уильямом Коллинзом